— Она ведь недавно к Винокуровым ездила, училась торты печь. Может, она что знает?

— А ведь ты права, — задумалась Кристина. — Тогда у нее и спросим, как вернемся.

Фокусы мне все же показать пришлось. Маме и правда стало интересно, чего такого я вытворял с картами, что близнецы в восторге. Но секретов я не раскрыл. Сказал то же, что и братьям — чтобы сами попытались разгадать их суть. Мама не стала настаивать. Ее взял азарт — отгадать секрет самой. Особенно когда Люда поделилась, что секрет первого фокуса сумела разгадать почти с первой попытки.

А утром я уже ехал на пролетке в Дубовку. Для начала.

— Эх, жизнь моя тяжкая — с козел не слезаю, аки ямщик какой, — кряхтел Митрофан поутру.

— Месяц еще не прошел, можем обратно в крепостные вернуть, — подначил я его.

— Барин, это я так, по-стариковски ворчу, — тут же испугался мужик. — Не слушайте меня, чего в дурную башку только не придет.

— Да какой ты старик, — рассмеялся я. — Только три десятка разменял.

— Целых три десятка! — поднял он важно палец вверх. — Скоро внуки пойдут. Вот подрастет Варвара, краса она у меня, а там и до деток ей недалече. Эх, а ведь еще и приданое ей собирать. Барин, а вы вот картины малюете, за то и приработок вам. Голова у вас светлая — так может подскажете, как мне еще копеечку заработать? Помимо жалования? Нынче цены растут, а кто без приданого мою Варьку возьмет?

— Сам же сказал — краса она у тебя. Так с чего бы не взяли?

— Красных девиц на Руси полно, — вздохнул конюх. — Вот парни нос и воротят — выбор больше, чем на базаре у них.

В пролетке говорить с кучером было не в пример легче, чем в тарантасе. Ничего между нами не стояло, и легко можно было расслышать собеседника. А тарантас я не взял, потому что в нем ничуть не удобнее, а места мне и в пролетке хватит. Хотя Пелагею я с собой тоже прихватил. На всякий случай. До родителей точно доведут, что наши отношения изменились и перешли в «горизонтальную» плоскость. Как бы в мое отсутствие с ней чего не случилось, как в прошлый раз.

— Ты же песни сочиняешь и поешь. Играть на дудочке умеешь. Так почему бы тебе деньгу не зашибать по праздникам?

— Да то — слезы, — отмахнулся конюх. — Куда мне до настоящих скоморохов. И не мое это. Я ж так — для души наигрываю. Мне лошадки ближе да иная скотина. Они добрее людей, слова худого не скажут, выслушают завсегда и нож в спину не воткнут.

— Ты дудочку себе сам смастерил?

— Сам, — с гордостью ответил Митрофан.

— Так и займись ими на досуге. Вырезай фигурные, да продавай. Мы вот игрушки будем делать, а чем твои дудочки — не игрушки? Будут лежать в один ряд с остальными, кто-нибудь да купит.

— А ведь ваша правда! — даже удивился, как ему в голову это не пришло, Митрофан. — А вы дозволите моим дудочкам рядом с вашими игрушками на полке лежать?

— Почему нет, — пожал я плечами. — Десятую часть с цены будешь отдавать, а остальное — твое.

Конюх повеселел и стал прикидывать, откуда материал для той дудочки брать, да делиться секретами — из чего свистелка лучше получается, и какое дерево какой звук дает. Я слушал его вполуха, мысленно составляя список покупок. Выходило, что мне нужно было сначала в книжный в Дубовке заехать. Тетрадей докупить — улетают они, словно в печке горят, да холстов с рамами приобрести. А то на все восемь заказов их не хватит.

Пелагея сейчас дремала, прислонившись к моему плечу. Ей пришлось с утра встать гораздо раньше — еды нам в дорогу собрать, да вещи погладить, что с вечера постираны были. Последнее гораздо сложнее, чем в будущем. Утюги здесь чугунные, с каморкой под угли для нагрева. Пока те угли натопишь, затем в каморку переложить их надо, да потом умудриться тяжеленым утюгом по одежде пройтись, чтобы ее не сжечь да не порвать. Тот еще квест. И без марли он почти невыполним. Да и саму марлю перед глажкой требовалось смочить. Это живо мне напомнило рассказы мамы из прошлой жизни. Вроде в советское время, когда не было паровых утюгов, именно через марлю и гладили. Кстати, сейчас марлю называли на французский манер «марли» с ударением на последний слог. И это не имя ее изобретателя, а название французской деревеньки, где ее впервые соткали. Оттуда она и начала свое победное шествие по миру, начиная с прошлого века.

До Дубовки мы добрались к обеду. Там заскочили на рынок да в книжный, приобретя все необходимые мне в работе инструменты, да двинули сразу к Царицыну. Даже к тете не стали заезжать. Ели прямо на ходу — те запасы, что Пелагея в дорогу собрала. Терять время из-за срочного заказа я не хотел. Да и затягивать свое пребывание в Царицыне тоже не стоит. Ответный визит к Уваровым никто не отменял. Пусть причина у меня и уважительная, но если буду затягивать, меня уже Леонид Валерьевич не поймет. А будь он выше нас по статусу, то даже такая причина не стала бы уважительным поводом откладывать ответный визит.

В Царицын мы прибыли уже под вечер. Останавливаться я решил, как и в прошлый раз с отцом, в меблированной комнате. Вот только та, в которой я был до этого, оказалась занята.

— Буквально на следующей день, как ваши родители съехали, ее заняли, — развел руками домовник. — Но есть иная. Она чуть поменьше, но ведь и вы лишь со служанкой, — предложил мне мужчина.

Отказываться я не стал. И как только заселился, отправил через домовника весточку Екатерине Савельевне — что я в городе и готов встретиться с персом, который столь жаждал меня увидеть. Пусть с дороги хотелось отдохнуть, но я решил, что дело прежде