За это время события на Западном фронте развивались стремительно. Бросок Тухачевского полностью сломал планы врага на осеннюю кампанию. Немцы спешно пытались остановить прорыв нашей армии, и удалось им это опять у приснопамятного Бреслау. Словно заговоренный этот город на жестокие бои в нем.

На восточном фронте тоже произошли перемены. Войска маршала Блюхера вплотную подошли к границам Кореи, оккупированной Квантунской армией. По линии Информбюро шла накачка населения Кореи на освободительную борьбу. Правда там особо и стараться не приходилось, корейцы и сами отчаянно желали освободиться от японского доминирования. Но им не хватало оружия и хорошей организации. Японцы все попытки населения организовать сопротивление пресекали максимально жестко, даже жестоко. К тому же среди самих корейцев не было единства. Даже среди групп сопротивления, из-за чего собрать по настоящему грозную силу внутри страны им не удавалось. Без внешнего фактора корейцы не могли сбросить японское иго. И этим фактором стали подошедшие к их границе советские войска. И сейчас, зная уже Василия Константиновича, уверен, он готовит операцию, похожую на Мачжурскую, в которой корейцам отведена роль или «удара в спину», или точечного укола по японским чувствительным местам — штабу или складам. Склоняюсь к последнему, потому что сил на полноценный удар у корейцев нет.

Про Иран в Ставке больше не говорили. Во всяком случае, при мне. И что там в итоге будет и будет ли, мне было неизвестно. Информбюро тоже пока никак не участвовало в этом направлении. Зато как гром среди ясного неба в конце августа прошла новость о гибели Франсиско Франко. Не повезло отставному полковнику в одном из боев. Испанские бойцы народного фронта сами были обескуражены, когда после очередной стычки, в которой они перебили врага, пошли осматривать трупы. Единой линии фронта в Испании не было. Граница боев была весьма условной, деревни переходили из рук в руки часто по несколько раз за неделю, из-за чего живущие в них люди негативно относились к обеим сторонам конфликта. Сами армии противоборствующих сторон держались за города, а территория вокруг них и была зоной боев. Что уж забыл Франко вдали от своего штаба — загадка. Никаких документов при нем не было, как и выживших после боя, которых можно было бы допросить. Что найденный труп — настоящий Франко, а не какой-нибудь похожий на него человек, стало понятно на следующий день, когда народофронтцы засекли усиление радиопередач противника. В стане врага царила растерянность. Не воспользоваться таким шансом «морально надавить» на противника было бы просто грешно. Это понимал и Торибио, как и наше руководство. Испанцам срочно изыскали из наших резервов пополнение патронов, оружия и даже пару звеньев истребителей отправили.

У врага победы были пока больше дипломатические. Так Германия с Великобританией привлекли в свой союз Швецию со Швейцарией, которые старались до этого держаться вдали от конфликта, да закрепили на бумаге пункты полноценного военного союза с Италией. Ну и до кучи США подтянули. Вне конфликта пока оставалась центральная Азия и Южная Америка. Надолго ли?

Для моего плана наши победы были лишь на руку. Понимая, что дальше оттягивать нельзя, я попросил у товарища Сталина выделить время на приватный разговор.

— Проходи, Сергей, — доброжелательно махнул рукой на стул Иосиф Виссарионович. — О чем ты хотел поговорить?

Пройдя и усевшись на предложенное место, я глубоко вздохнул, как при прыжке в воду.

— Я много думал об окончании войны. Как и когда ее лучше завершать. Как вообще это происходит. Чаще всего — из-за истощения воющих сторон. Но при этом любая война начинается, когда атакующий хочет достичь каких-то целей, которые иным путем получить не удалось. Вот какая цель у нашей атаки была? — взглянул я на Сталина. — Вы же помните?

— Естественно, — кивнул он, с интересом разглядывая меня. — Не дать задавить наших товарищей в Европе. В Испании и Франции. Вторая цель — упреждающий удар. То, на чем ты сам настаивал.

— И вот сейчас, когда Франко погиб, а в рядах его армии растерянность — можно выдвинуть тезис о мирных переговорах в Испании. Заявить, что Франко был милитаристом, а иные его сторонники — были лишь одурманены или запуганы им. Я знаю, что испанцы устали от гражданской войны. Идея о мире придется народу там по душе. Если пообещать не преследовать франкистов, или даже дать им шанс основать свою партию и назначить новые выборы в новый парламент, который станет символом примирения сторон и окончания войны, то шанс на успешные переговоры будут. Повод открытия нами боевых действий исчезнет.

— Война из-за этого не остановится. Мировая война, — уточнил Иосиф Виссарионович.

— Я знаю, — кивнул я. — Но примирение в Испании станет лишь первым шагом. А вот дальше… — я снова глубоко вздохнул и выдохнул, после чего стал излагать те мысли, которые бродили в моей голове последнее время.

Глава 22

Август — октябрь 1938 года

— Интересная мысль. Убедить наших противников, что мы достигли поставленной задачи и готовы завершить войну, но при этом не против и дальше воевать — ведь это делает нас сильнее. Сергей, тебе не кажется, что это нелогично? — посмотрел на меня пристально товарищ Сталин. — Зачем нам желать завершения войны, если она нас усиливает? Считаешь наших врагов идиотами?

— Мы объявили о построении коммунизма в отдельно взятом государстве, — заметил я. — Поменяли свою доктрину. И логика в том, что мы ее придерживаемся, упирать будем на это. А также на нашу идеологию. Кроме нас, что такое коммунизм, до конца никто не понимает. Да и мы, если уж честно говорить, не далеко от всех ушли. Но в основе коммунизма — взаимодействие между людьми, равноправие. А навязывание не приведет к приходу коммунизма. Мы в этом убедились сами в ходе гражданской войны. Та же Польша лишь сейчас признала коммунистическую партию. И то, мы не стали ставить во главе этой страны своего человека. И объясним просто — не все люди готовы к новому строю. Им нужно показать превосходство наших идей над капиталистическими. А главное — в Польше есть люди с нашими взглядами. Потому мы и боремся за таких людей, наших