Так, закрываем глаза, прошептала Лили детям.

Они даже не успели материализоваться, но послушались.

Едва они оказались в своем времени, Джошуа присел на корточки, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами дочери. Как ты это сделала?

Папа, я не знаю, кто это, прошептала Ева. Ты сердишься?

Нет, не сержусь, сказал он. Но это была твоя бабушка Цзяи и дедушка Чжан Вэй. Мои родители. Как ты это сделала?

Когда вы с мамой сказали закрыть глаза, я услышала их голоса.

Их голоса?

Я не слышала слов, только какой-то разговор. Просто голоса.

Джошуа посмотрел на Лили. Его жена стояла за Томми, положив руки ему на плечи. Ее лицо было задумчивым, но он достаточно хорошо ее знал, чтобы заметить возбужденный блеск в глазах.

Поскольку это был особенный день, Джошуа и Лили вместе уложили детей спать. К удивлению Джошуа, Ева распростерла объятия и притянула его к себе. Папа, пожалуйста, не сердись, сказала она. Я не знала.

О, Ева. Джошуа не привык, чтобы дети так проявляли чувства. К собственному удивлению, он понял, что вовсе не против. Он убрал прядь волос со лба Евы. То, что ты сделала, ― чудо. Разве я могу на тебя сердиться?

Честно?

Честно.

Ты научишь меня делать это снова?

Джошуа обнаружил, что не может говорить; он просто кивнул. Он нежно поцеловал дочку в щеку, и Лили выключила свет.

Томми же, наоборот, не хотелось говорить. Натянув одеяло до подбородка, он смотрел на свои руки.

Ты сегодня просто герой, Томми, сказала Лили. Она крепко обняла его и поцеловала в лоб. Поговорим завтра? Ты хочешь узнать больше о своих способностях?

Томми пробормотал: да, мама.

Ну как, ты рад, спросил Джошуа с некоторым недоверием.

Томми, казалось, тщательно взвесил слова, прежде чем произнести их вслух: я думаю, это круто… делать то же, что вы с мамой.

Серьезное выражение на лице Джошуа сменилось такой ослепительной улыбкой, что Лили даже удивилась. Он взъерошил волосы Томми. Я очень горжусь тобой, Томас, сказал он. Молодец.

В глазах Томми зажглась искорка. В уголках губ заиграла легкая улыбка. Спасибо, папа.

Когда они остались вдвоем в коридоре, Лили положила руку мужу на плечо и тут же почувствовала, как он напряжен. Мне жаль, что так вышло с путешествием Евы, тихо сказала она. Это было неожиданно.

Нет, тут не о чем жалеть. Джошуа сделал глубокий вдох, пытаясь овладеть собой. Вид родителей в молодости мелькнул перед глазами, но он не представлял, как объяснить, что чувствует. Даже самому себе.

Лили взяла его за руку. Все в порядке?

Да. Он вздохнул. То, что случилось, было неожиданно, но, как я и сказал… это настоящее чудо.

Как думаешь, как это работает?

Честно? Понятия не имею. Надо будет с ней поработать, чтобы понять.

А Томми?

А что Томми?

Я видела, как ты обрадовался, подначила его Лили, когда он сказал, что это круто ― быть как мы.

На лице Джошуа снова появилась улыбка, столь редкая для него, и он притянул Лили к себе. Он вспомнил все открытия сегодняшнего дня ― способности его детей и их желание развивать их ― и почувствовал такое острое счастье, что ему стало немного страшно.

Все, что он смог облечь в слова, он прошептал жене в ухо: никогда не думал, что у меня будет все это.

Они еще долго стояли, обнявшись и забыв о времени.

Томми и Пегги

1938

Он приходит со снегом.

Входит в комнату через окно,

как делал много раз прежде. На пол падают белые хлопья,

снежинки липнут к его плечам, ресницам;

щеки раскраснелись от жгучего мороза.

Коснувшись его, она чувствует ледяной холод,

от которого ее бросает в дрожь,

и в то же время он весь горит, и она понимает.

О, она понимает.

Он отказывается садиться, шагает по ее комнате,

рассказывая ей о самолетах, бомбах, огне, сиренах,

и она качает головой, кричит на него, говоря ему:

нет, нет, нет, она не хочет этого слышать.

Он что, не слушал ее? Разве он не обещал

оставить будущее в будущем и уважать тот факт,

что она не хочет знать, что ей не нужно этого знать? Нет, нет, нет,

как он не понимает этого слова?

Он падает, но в этот раз она не ловит его.

Ты не понимаешь? Ему хочется кричать.

Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

Ты пострадаешь. При этих словах его лицо искажает гримаса.

Я иду навстречу этому с открытыми глазами, говорит она,

опускаясь на колени перед ним.

Я знаю, что есть риски, но все равно иду.

Это мой выбор. Не смей лишать меня моего выбора.

А как же твой отец, спрашивает он.

Ее лицо ожесточается, и он понимает, что эти слова попали в цель.

Тебе не кажется, что это эгоистично, напирает он,

что я могу спасти твоего отца, но ты мне не даешь?

Она поднимается на ноги и отворачивается.

Думаю, тебе нужно уйти, говорит она.

Он тоже встает и пытается достучаться до нее.

Пег… я пытаюсь помочь, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось

и я не мог… я не мог тебя найти.

Не заставляй меня просто стоять и смотреть, как ты… как ты…

Так не стой, говорит она.

В каком смысле, захлебывается он.

Ты хочешь, чтобы я ничего не делал?

Если бы ты там была… если бы видела…

Если твой отец… или я…

Томми. Она притягивает его к себе резко, отчаянно.

Прижимает его так крепко, что у него перехватывает дыхание.

Томми, я знаю, знаю, но решать мне.

И я решила… что так быть не должно.

Я не могу позволить тебе помочь. И то, что ты этого не понимаешь,

разбивает мне сердце.

Такие страшные вещи невозможно объяснить: не хватит никаких слов, чтобы хоть как-то передать суть.

По большому счету, все просто:

женщина говорит мужчине, что они больше не увидятся.

Говоря это, она прекрасно знает, что может увидеть его снова:

он будет моложе, для него это время будет более ранним,

и в его глазах не будет читаться, как она с ним поступила.

При мысли об этом ее пронзает печаль ―

такая острая, что она готова упасть на колени, завыть

и рвать на себе волосы.

Считается, что так ведут себя безумно влюбленные женщины.

Но она все равно ему это