Еще было известно, что привезен текст договора, подписанный только что назначенным губернатором Новой Франции, Пьером де Риго, маркизом де Водрёй де Каваньияль, и русскими, а также документ о капитуляции англичан на всей территории Акадского полуострова. Далее – но это уже было на уровне слухов – рассказывали, что, согласно этому документу, русские отдали французам всю материковую Акадию в обмен на два острова, на которых они и устроили свою новую колонию. Так ли это, мне достоверно неизвестно, но я полагаю, что дыма без огня не бывает.

Фриц, обеспокоенный всем происходящим, велел генералу Кристофу Манштейну, родившемуся и выросшему в России, разузнать все, что можно, об этих «русских американцах». Меня же, имевшего счастье пробыть несколько лет послом Пруссии в Санкт-Петербурге, он пригласил для того, чтобы задать несколько вопросов.

– Карл, – сказал мне король, – из того, что мне стало известно, я сделал вывод о том, что за горсточкой русских, неожиданно объявившихся в Америке, стоит одна из влиятельных в России партий. Ну не верю я в то, что все, произошедшее в тех краях, случайно. По описанию очевидцев те русские – отменные вояки, имеющие немалый боевой опыт. И вооружены они весьма сложным и качественным оружием, которого нет ни у французов, ни у англичан.

Скажи мне, кто при дворе императрицы Елизаветы мог снарядить и вооружить этих бойцов, наводящих сейчас страх и ужас на британские колониальные войска?

Да, вопрос, который задал мне мой друг детства, был для меня непростым. Чуть подумав, я попытался объяснить королю положение дел в русских партиях, боровшихся за влияние на императрицу Елизавету.

– В России всех политиков можно разделить условно на две партии. Первую возглавляет канцлер Бестужев, которого я считаю одной из сильнейшей фигур, стоящих у императорского трона. Но канцлер – англофил, поэтому маловероятно, что он станет действовать против своих покровителей.

– Да, но я слышал, что Бестужев алчен до безобразия и за золото может предать кого угодно, – заметил Фриц.

– Не спорю, что канцлер продажен, – согласился я. – Но мои агенты при русском дворе ничего не сообщали мне о том, что французы попытались его перекупить. Бестужев к тому же много пьет и потому не умеет держать язык за зубами. Думаю, что он давно бы уже разболтал всем о пансионе[5], который пообещали бы ему агенты французского короля.

– А кто возглавляет вторую партию? – с любопытством спросил король.

– Вторая партия – это партия вице-канцлера Воронцова. Вот он-то вполне мог бы собрать небольшую армию, которая, подобно Кортесу, отправилась на завоевание Америки. Только вот…

– Говори, говори, Карл! – нетерпеливо воскликнул король.

– Воронцов – приятный в общении человек, который, правда, довольно скверно говорит по-французски и по-немецки. К тому же он ненавидит Бестужева и будет весьма рад, если тот свернет себе шею в придворных баталиях. Воронцов, состоявший при дворе тогда еще великой княжны Елизаветы Петровны, стал одним из руководителей дворцового переворота, который и возвел дочь Петра Великого на российский престол. За что он был ею обласкан и стал графом. Не назову его гением, однако отмечу, что он полон здравомыслия, а ум его если и не блестящий, то справедливый и основательный. Он честолюбив, вот только есть у него один недостаток – Воронцов робок и боязлив. Поэтому я считаю, что он вряд ли самостоятельно решился бы на столь рискованный поступок.

– Гм, Карл, – покачал головой король, – а может быть, среди русских военных нашелся некто, кто мог бы организовать и профинансировать такую экспедицию?

– Пожалуй, я знаю в России лишь одного такого человека, который мог решиться на подобную авантюру. Только он сейчас не у дел.

– Ты имеешь в виду бывшего шефа генерала Манштейна, фельдмаршала Бурхарда Миниха? – спросил Фриц. – Знаешь, я бы совсем не удивился, узнав, что за русской экспедицией в Америку стоит именно этот человек. Только ведь он был приговорен императрицей Елизаветой к смертной казни, которую в последний момент заменили ссылкой в Сибирь.

– Да, – согласился я. – Как мне стало известно, Миних живет сейчас в местах, где дикие кочевники пасут стада своих оленей. Но он здоров и бодр. Только возможности как-либо влиять на российскую политику у него нет. Других же русских военачальников, кто по собственной инициативе решился бы помочь французам изгнать британцев из захваченных ими владений короля Людовика, я не знаю.

– Ну что ж, Карл, – вздохнул король. – Будем вместе с тобой ожидать новых известий из этой Акадии. Как мне кажется, они еще немало нас удивят. Надо отдать должное русским – они умеют совершать дерзкие поступки, на которые не решились бы многие из европейцев. Если ты получишь новые известия о «русских американцах», то немедленно сообщи их мне. Я готов выслушать тебя в любое время дня и ночи.

1 марта 1756 года. Атлантический океан. Борт французского военного корабля «Жанина». Кузьма Новиков, глава посольства Русской Америки

Вот и сподобил меня Господь снова выйти в открытое море. Много лет назад я, совсем тогда еще несмышленыш, отправился в Новый Свет, сбежав из французского плена. А теперь вот возвращаюсь снова во Францию, но уже не как беглец, а как человек уважаемый, с кем вежливо раскланивается при встрече маркиз Дюкень, бывший губернатор Новой Франции.

И возвращаюсь я домой не один-одинешенек, а с Кристиной, красавицей-женой. Правда, и годочков мне за сорок, седой уже, но духом пока силен, и, даст Бог, послужу еще России-матушке. Вот только не знаю, как у меня все это получится. Времена у нас дома совсем другие, многих моих сверстников уже, пожалуй, и в живых-то нет. Ну ничего, с Божьей помощью разберемся как-нибудь.

Маркиз Дюкень меня успокаивает, дескать, встретить нас во Франции должны хорошо. Все же мы побили в землях заморских британское войско, отвоевали захваченные англичанами города и селения. Уж сам-то маркиз в этом знает толк. Он смолоду служил на флоте, как его отец и дядя. У него есть чин флотского капитана, так что в случае чего он может командовать кораблем. Во Франции, куда его отозвали с поста губернатора, маркизу обещали дать под начало Тулонскую эскадру.

Он был чуть старше меня, но внешне выглядел даже помоложе. Да и ростом его Господь не обидел. Сложения он был крепкого, осанку имел гордую,