— Чёртова зима, а?

— И не говори, — охотно соглашается часовой. — Чёртова зима, чёртова Россия.

Он уже потерял интерес к русскому обходчику. Тоже достаёт сигарету, прикуривает.

«Тук-тук» — стучит молотком по очередной буксе Василий Степанович. Что-то ему не нравится. Он лезет под вагон, ощупывает буксу (не нагрелась ли) и незаметно цепляет к цистерне магнитную мину.

Это уже пятая.

Три прицепил Максим, две — он Василий Степанович.

Будет, что рассказать внукам.

Если у него будут внуки и если он захочет им обо всём этом рассказывать.

Вдоль второго эшелона идёт другой обходчик, сопровождаемый переодетым Яном Косом, который немного владеет немецким языком.

Настоящие конвоиры уже убиты (быстро и бесшумно), и трупы их спрятаны в депо.

Пятнадцать минут на каждый эшелон.

Двадцать мин на первый и восемнадцать на второй.

Этого должно хватить.

Вооружённый патруль — офицер и два солдата — вывернул навстречу, когда Максиму и Василию Степановичу осталось пройти пять цистерн и поставить одну мину.

Кос со вторым путейцем к этому времени уже должны были закончить своё дело и скрыться в депо.

— Halt! — повелительно вскинул руку немецкий офицер с погонами гауптмана на шинели. — Кто вы такие и что здесь делаете?

— Обершутце Ханс Майер, герр гауптаман, военная комендатура! -бодро доложил Максим, отдавая честь.- Плановая проверка подвижного состава.

— Что в сумке? — гауптман кивнул на рабочую сумку Акулича.

— Инструменты, герр гауптман!

— Открыть! — приказал гауптман, расстёгивая кобуру.

Солдаты справа и слева потянулись к ремням, чтобы снять с плеч винтовки.

Василий Степанович вопросительно посмотрел на Максима.

В сумке, кроме прочего, лежали магнитные мины.

Раздумывать времени не было — до налёта советской авиации оставалось меньше десяти минут.

Максим кивнул Акуличу — открывай, мол.

Василий Степанович поставил сумку, присел, начал открывать.

Гауптман шагнул вперёд, глядя на сумку.

Финка словно сама оказалась в руке Максима.

Одним неуловимым движением он сместился вбок, и в тот же момент гауптаман, хрипя и хватаясь за горло, повалился на железнодорожный щебень.

Из его горла фонтаном хлестала кровь.

Максим ещё успел обратить внимание на расширенные от ужаса глаза немецких солдат, но полностью осознать случившееся не дал.

Первый солдат повалился с перерезанным голом вслед за гауптаманом.

Второй, уже успевший снять с плеча свой «маузер», получил нож точно в сердце.

С удивлением посмотрел на грудь. Выронил винтовку. Произнёс тонким голосом:

— Mutti… [3]

И свалился мешком на землю.

Из-за последней цистерны соседнего эшелона вынырнул Кос.

— Товарищ коман… — начал он и остановился. — Оп-па.

— Здесь рядом порожняк, — показал Василий Степанович. — Вон там. Товарные вагоны, пустые. Туда можно трупы спрятать. Только бы никто не заметил.

— Быстро, — сказал Максим. — Наклонился, взвалил на плечо труп гауптамана. — На второе плечо — второго мне, — приказал. — Третьего хватайте за руки за ноги и тащите за мной.

И побежал, чуть покачиваясь под тяжестью двух тел к ближайшему товарному вагону.

Откатили двери в сторону, забросили трупы внутрь, закрыли двери.

— Уф, — выдохнул Кос. — Кажется, пронесло. Ну ты даёшь, командир — покачал головой восхищённо. — Настоящий командир. Таких у меня ещё не было.

Взвыла сирена воздушной тревоги.

Послышался ровный грозный гул моторов советских бомбардировщиков. Пока ещё далеко, но с каждой секундой всё ближе и ближе.

Максим посмотрел на часы. Три минуты до начала концерта.

— Уходим, — скомандовал.

— Интересно, как там наши, — сказал Кос.

— Встретимся — узнаем.

Они нырнули под вагоны товарняка, выбрались с другой стороны, побежали к депо.

— Василий Степанович, — на бегу дал последнее наставление Максим. — Всё, как договорились. Не жди ни минуты. Хватай Марфу и уходи в лес. Немцы будут хватать всех, не пощадят.

Акулич молча кивнул, понял, мол.

— Красноармейцы, кто сумеет сейчас убежать из лагеря, тоже пусть прячутся в лесу. Собирайте партизанский отряд, бейте гадов, двигайтесь на восток. Красная Армия скоро придёт!

Они забежали за стены депо.

Тридцать секунд.

Оскальзываясь на снегу, Максим и Ян побежали вниз, на лёд Бознянского болота.

Рёв советских бомбардировщиков нарастал.

Вон, они уже показались с востока.

Сзади грохнуло.

Взрывная волна докатилась до бегущих, ощутимо толкнула в спину.

Максим обернулся.

Над железнодорожной станцией Вязьма вставали жёлто-оранжевые огненные шары, столбы чёрного дыма, словно щупальца неведомого чудища тянулись к небу. Это горели цистерны с горючим.

Концерт начался.

[1] Коротко обрезанные валенки.

[2] А. С. Пушкин, «Руслан и Людмила».

[3] Мамочка (нем.)

Глава восемнадцатая

Бегом они обогнули станцию с юга, снова пересекли железнодорожные пути, и вернулись в город.

Как раз к тому моменту, когда первая волна СБ зашла на круг, и вниз посыпались бомбы.

Затявкали зенитки.

В небе вспухли разрывы снарядов.

Бросив короткий взгляд вверх, Максим профессионально отметил работу МиГов и ЛаГГов, завязавших бой с «мессерами». Однако любоваться всем этим времени не было. В городе начиналась паника.

Выли сирены. Где-то тарахтели моторы грузовиков. Слышались крики и выстрелы.

Бомбы накрыли станцию, и теперь там уже горело всё — и цистерны, взорванные минами, и танки с прочей техникой на платформах, и вагоны с обмундированием и продовольствием.

Ба-бах!

Грохнуло так, что за спиной Максима и Янека упала кирпичная стена разрушенного здания.

Сверху посыпались осколки кирпичей, щебёнка, горящие обломки досок.

Камень размером куриное яйцо ощутимо стукнул по каске,