— П… почему?

Артисты всё же рассмеялись. Дружно.

Я тоже усмехнулся.

Евгений взглянул на лица своих коллег, хмыкнул.

Он махнул рукой и сказал:

— Да ну вас с вашими дурацкими шутками! Придумали… фигню какую-то. Банда сантехников!..

Хлыстов фыркнул.

Вадим развёл руками.

— Можешь мне не верить, Женя, — сказал он. — Только всё же будь осторожен. Мы очень переживаем за твою… голову. Помнится, ты хвастался связями в милиции? Вот и поговори со своими знакомыми милиционерами. Тебе-то они по знакомству расскажут правду.

Хлыстов бросил взгляд на меня и снова повернулся к своим коллегам.

— Поинтересуюсь, — сказал он. — Обязательно поинтересуюсь. Хотя я не сомневаюсь, что вы сейчас опять морочили мне голову.

Артисты хором заверили Хлыстова, что и не думали с ним шутить.

Миронов стряхнул с сигареты пепел в стоявшую на подоконнике жестяную банку.

Он посмотрел на меня и спросил (будто бы для того, чтобы сменить тему разговора):

— Сергей, вы нам так и не рассказали, почему, когда и куда сбежали от нашей Алёнушки. Мы даже пока не узнали, где вы с ней познакомились. В каком звании, вы говорили, сейчас служите?

— Слесарь шестого разряда, — ответил я. — Рабочий на заводе. Был. Во Владивостоке.

Андрей Александрович взмахнул руками и несильно стукнул себя кончиками пальцев по лбу.

— Ах, да, — сказал он, — вы же слесарь! Даже не сантехник. Вы нам это уже говорили. Простите. Я запамятовал.

Артисты хмыкнули.

Миронов улыбнулся, посмотрел на меня из-под бровей.

— Простите, Серёжа, — повторил он. — Память подводит. Наверное, это от усталости.

— Не прибедняйся, Андрюша, — прозвучал у меня за спиной Алёнин голос. — У тебя отличная память.

Я обернулся. Увидел, что Лебедева уже сменила наряд испанской дамы на платье советской женщины, дополненное шляпкой во французском стиле и уже знакомыми мне очками с тёмными стёклами.

Алёна улыбнулась — её накрашенные вишнёвой помадой губы влажно блеснули. Лебедева взяла меня под руку.

— Мужчины, спасибо, что присмотрели за Серёжей, — казала она. — Знала, вы не откажете в помощи. Нам, женщинам, сейчас нелегко. Отвернуться не успеешь, как уведут мужчину.

Она с показной грустью вздохнула.

Миронов всплеснул руками.

— Алёнушка, — сказал он, — да какой же мужчина от тебя уйдёт? Таких сумасшедших у нас в стране нет.

Андрей Александрович покачал головой.

Лебедева взглянула на меня через стёкла очков, усмехнулась.

— Сама так думала, Андрюша, — ответила она. — Да только ошиблась. Вот, держусь теперь за мужчину двумя руками.

Она демонстративно сжала мой локоть.

— Конкуренция в борьбе за хороших мужчин сейчас сумасшедшая, — сообщила Алёна. — Уж поверьте мне. Я знаю, что говорю.

Актёры улыбнулись.

— Ну да, ну да, — произнёс Вадик. — Хорошие сантехники… простите, слесари шестого разряда сейчас в цене.

Он фыркнул.

Лебедева погладила меня по плечу и серьёзным тоном ответила:

— И не говори, Вадик. Глаз да глаз за такими мужчинами нужен. Москва — это вам не Владивосток. Тут завидных невест хватает. С хорошими родителями. Не каждой из этих невест достанется такое сокровище.

Алёна склонилась к моей голове и пометила мою щёку помадой.

Она посмотрела на коллег поверх тёмных стёкол и сказала:

— Хорошего вам вечера, мужчины! До скорой встречи. Мы вас покидаем. Нас с Серёжей уже ждёт такси.

Я попрощался с артистами. Честно сказал им, что спектакль они отыграли превосходно.

— До встречи, Серёжа, — сказал Миронов. — Вы нас заинтриговали. Надеюсь, что мы с вами ещё встретимся и побеседуем. В более располагающей для общения обстановке. Если, конечно, вы не сбежите от нашей Алёнушки снова.

* * *

Около служебного выхода Лебедева взглянула на меня и сказала:

— Поедем ко мне, Серёжа. Пожалуйста.

Она посмотрела мне в глаза — я кивнул. Таксисту Алёна назвала свой домашний адрес. В такси Лебедева прижалась ко мне плечом, обняла мою руку. Я вдохнул аромат её духов и волос. Почувствовал, как билось у Алёны в груди сердце. Взглянул на проплывавшие за окном огни московских улиц. Заговорил о спектакле. Я поделился с Алёной своими впечатлениями и восторгами от пьесы. Похвалил игру актёров. Алёна мне призналась, что допустила сегодня на сцене несколько ошибок. Улыбнулась и печально вздохнула.

Лебедева сообщила, что устала и проголодалась. С десяток раз я замечал, как водитель такси посматривал на нас в салонное зеркало заднего вида — после того, как Алёна уже в салоне машины сняла шляпу и очки. К дому на улице Большая Дорогомиловская мы доехали меньше, чем за десять минут. За всё это время Алёна ни разу не упомянула о своём здоровье, и ни о чём меня не спрашивала. С таксистом расплатился я. Оставил ему рубль с мелочью «на чай». Поднялся вместе с Алёной на третий этаж, вошёл в квартиру.

Алёна заперла дверь, подняла на меня глаза и сообщила:

— Серёжа, я ездила в Ленинград.

— Прекрасно, — произнёс я. — Что сказали ленинградские медики?

— Сейчас я тебе всё расскажу, — пообещала Алёна. — Проходи на кухню.

Глава 19

С моего прошлого визита на кухне у Лебедевой почти ничего не изменилось. Там всё так же рычал холодильник с блестящей ручкой. Пахло чаем, почувствовал я и едва уловимый аромат валерианы. Вот только теперь на столе появилась хрустальная ваза. Сейчас в ней лежали карамельки «Раковые шейки» и шоколадные конфеты «Мишка на Севере». Я невольно улыбнулся. Потому что сообразил: именно эти два вида конфет я обожал в детстве. Ещё мне тогда нравились конфеты «Белочка». Вот только сейчас я уже не помнил их вкус. Я взял из вазы карамельку, посмотрел на рисунок: на красного рака с длинными усами.

На кухню вошла Алёна. Она всё ещё была в платье, только уже без шляпы и без очков. Лебедева положила на стол две картонные папки, явно не пустые, посмотрела на меня.

— Вот, — произнесла она.

Указала на одну из папок и сообщила:

— Это то, что у меня нашли наши московские врачи.

Положила ладонь на другую папку (что была явно тоньше «московской»).

— А вот это результаты моего обследования в Ленинграде, — сказала Алёна.

Я кивнул, развернул на карамельке фантик и сунул конфету себе в рот. Дробил карамельку зубами и слушал, о чём говорила Лебедева. Я смотрел на раскрасневшиеся Алёнины щёки; представлял всё то, о чём Лебедева рассказывала. Любовался Алёниными глазами, наслаждался звучанием её голоса. Бросал взгляды на декольте платья. Смотрел я и на бумаги с печатями, которые Алёна вынимала то из одной, то из другой папки. Послушно