— Анекдоты про них не кощунственно, а мультики уже перебор?

— Анекдоты? Ты мне сейчас еще начни политические анекдоты рассказывать. А еще лучше, на концерте самодеятельности.

— Но ведь в компаниях все рассказывают. Ведь все их знают и все смеются. За спиной, значит, можно? Ведь те же коммунисты и ржут над нашим руководством.

— Ты не понимаешь, это другое.

— Понимаю, это лицемерие. Хрен вы с таким подходом построите коммунизм. Да его уже и строить перестали, только языками трень-брень.

— «Вы не построите», — передразнила женщина Тимура. — Ты не с нами?

— Тут я, с вами. Только я коммунизм строить не стану, потому что глупо месить раствор, когда кирпича нет и уже не будет. Кирпич весь налево продал прораб и с начальником стройуправления поделился.

— Это ты к чему сейчас?

— Очередной политический анекдот. Вы же сами сказали, что это другое. Между собой можно, со сцены нельзя.

— Ладно, только больше никому эту песню не показывай. И напоминаю, завтра у отряда дежурство по столовой. Видел сам, что входит в обязанности дежурных, на тебе контроль.

Тимур шел к детям и думал, чего это он так вспылил. Ну врут тут все, ему какое дело? Он сам по себе, остальные как могут. Подумаешь, лицемеры… Как там у Булгакова было, деньги любят, но и милосердие не чуждо их сердец. Советские люди, они как дети, их дурят, они наполовину верят, наполовину понимают, что сказка. Продолжают в неё играть в надежде, что Дед Мороз в конце вручит подарок какой-нибудь, хот маленькую шоколадку, а все подарок. Дети не думают, что все вручаемые им подарки уже оплачены их родителями, причем с них взяли и налоги, и откаты, а потом кто-то хитрый из их группы запустил руку в мешок и спёр пару плиток. Кто он такой, чтоб осуждать этих детей?

Глава 20

Песни бывают разные

Дежурство по столовой — напряжная неприятная работа на целый день, когда ребятам нужно вставать до общего подъема, брести в столовую, расставлять столы и стулья, потом хлеб, тарелки с кашей, стаканы с компотом, дождаться окончания завтрака и снова убирать, сметать, громоздить стулья поверх столов… Ах да, еще контролировать поведение других ребят в столовой, когда своё бы кто проконтролировал.

Прошлый наряд у двенадцатого отряда окончился с небольшим конфузом, у них получилось кайфануть в наряде по столовой, точнее, перед ним. Ребята шли по спящему лагерю и балдели от чувства своей полной бесконтрольности в спящем городке. Балдели и пели хором: «Рано утром в шесть часов, шесть часов, шесть часов! Нет резинки от трусов, от трусов, от трусов! Вот она, вот она! Кое-где намотана!» на самом деле никакой идеологической диверсии не случилось, детишки спали практически по всему лагерю, сон перед подъемом самый сладкий. А услышавшие эту песню взрослые и без этого прекрасно знают, на что может намотаться резинка от трусов. Тем не менее, случай был сочтен чрезвычайным происшествием за неимением других, более чрезвычайных.

Детям сделали устный втык, вожатой и воспитателю примерно такой же, но практически осязаемый и без вазелина. «Социализм есть контроль и учет!» — вещал Николай Николаевич на собрании педагогического коллектива. А потом еще минут десять про ответственность и жесткое манипулирование сознанием детей, дабы они не могли измыслить ничего крамольного. На фоне этого наезда утверждение афиши концерта прошло буднично и без обсуждений. Начальник лагеря на пару минут включил демократию, предложил высказываться и голосовать за репертуар и состав участников. Все заученно подняли руки, намекая, что настроения дебатировать нет, они голосуют за повестку. Кто-то проголосовал за уткнувшуюся в мобильник соседку, так что выглядел вожатый с поднятыми вверх руками, как сдающийся на милость Системы. Стоп, какой мобильник может быть сейчас у той девахи⁈ Тимур присмотрелся — да спит она!

— Значит так, — Тимур инструктировал выбранных им дежурных на предмет поведения в дверях. — Всех пускать…

— Никого не выпускать? — Перебил его выбранный пацан. На этот пост Тимур отобрал только мальчиков. Не потому, что они сильнее. Девочки пока помощнее будут, но пацаны агрессивнее. А еще они не настолько ответственные.

— Щаз! Разбежались! Всех выпускать! Хлеб…

— Отбирать! — Снова не удержался ребенок.

— Хлеб не видеть! Никого не обыскивать, тем, у кого куски хлеба в руках, намекать, чтоб прятали в карман.

— А так можно?

— Нужно! Голодным ходить нельзя растущему организму, вредно это для здоровья. Вот ты вчера зачем кусок хлеба вынес после обеда?

— Я?

— Ты. Что, не наедаешься?

— Да ну! Суп параша! Я его и дома не ел, и тут не буду!

— Значит, не голодал еще.

— Так чего насчёт хлеба?

— Родина от куска не обеднеет, не трогай голодающих Поволжья.

— А если не оттуда?

— Пролетарии всех стран… — А вот теперь вожатый сам сделал паузу, давая себя перебить.

— Соединяйтесь! — Хором закончили девиз оба дежурных.

Кроме того, что не надо вставать вместе со всеми на подъеме и идти на зарядку, были и другие преференции у отряда, заступившего в наряд по столовой. Например… ага, вот! Можно было выпить не один стакан киселя или компота, а сразу три. А еще чувство власти над выходящими из столовой у тех, кто дежурит на выходе. Но синдром вахтёра Тимур отключил, зато он же создал точку заговора, что сильно понравилось пацанам. Сразу после завтрака они заговорщицким шепотом разнесли по лагерю весть, что на обеде не будут шмонать выходящих, только хлеб должен быть в карманах, чтоб не так явно выглядел саботаж. Ребята поймали свою минуту славы, народ оценил такой самоотверженный поступок борцов за свободу из десятого отряда.

Вопреки ожиданиям воспитательницы наряд по столовой закончился без эксцессов. То есть непонятная движуха имела место, но она ни во что не вылилась. Вера Ивановна даже хотела спросить своего вожатого, что затевается в отряде, но сдержалась. По сути, её Тимур тоже мальчик и тоже как бы отдыхает в лагере, просто у него отдых связан с общественной нагрузкой. Но каков парень, а! Прирожденный заводила и педагог. Если от в четырнадцать лет таков, во что сможет вырасти годам к двадцати! Ведь почти готовый комсорг курса в пединституте! И да, парня ждет педагогический, прямая дорога ему туда.

А потом всё хорошее закончилось и началось страшное. По лагерю стали появляться листовки.