Но сейчас неработающая фара, наверное, оказалась для нас настоящим благом. И скорее всего напавшие на энкавэдэшников нас попросту не обнаружили в темноте. Дистанция была приличной, а Андрей быстро среагировал и двигатель заглушил сразу же, не дав им времени засечь нас.

Расстояние от кучи, за которой я укрылся, до места диверсии было метров семьдесят, и в принципе нас не сложно было увидеть при желании. Но на наше счастье мы как раз оказались в глубокой тени каких-то развалин, и они нас достаточно хорошо замаскировали от посторонних глаз.

Ползать с протезом я ещё не пробовал, так же, как и передвигаться согнувшись перебежками под огнём.

«Вот как раз и попробую, — неожиданно пришла мне в голову мысль на эту тему, — будет боевое крещение моего протеза в деле».

Рядом, примерно в полукилометре слева, располагалась понижающая трансформаторная подстанция. Она охранялась нескольким постами, и там была телефонная связь с городом. Вне всякого сомнения, часовые звук взрыва услышали и должны были сообщить о нём по телефону. Вернее, должны были бы. Вполне возможно, что диверсанты параллельно напали и на саму подстанцию, чтобы перерезать связь. Исключать такую возможность никак нельзя, а тогда получается, что рассчитывать на скорый подход подкрепления не стоит. И действовать мне надо исключительно самостоятельно, полагаясь только на свои боевые навыки и опыт.

Я осторожно выглянул из-за кучи и быстро оценил обстановку на дороге. Слева от меня была наша машина, двигатель у неё заглушен, и её нападавшие не должны видеть из-за достаточно глубокой тени от развалин на обочине.

Спереди от машины вроде какое-то движение, и я решил, что это Андрей ползёт в мою сторону. В ту же секунду я услышал его очень тихий, едва различимый шёпот:

— Георгий Васильевич!

— Тихо, ползи ко мне, — максимально тихо ответил я, стараясь не выдать наше местоположение.

Впереди, метрах в семидесяти, не больше, стоит «эмка», развёрнутая взрывом поперёк дороги, ко мне правой стороной.

Обе двери распахнуты настежь. Пассажиру с заднего сидения явно не повезло. Он или в момент взрыва был ранен осколками, или когда пытался выбраться из разбитой машины. Нижняя часть его тела осталась в машине, но я чётко вижу, что он пытается поднять голову. Это без сомнения старший офицер, судя по форме.

Пассажир с переднего сидения оказался более везучим. Он, судя по результату подрыва, большой везунчик. Во-первых, просто уцелел при таком взрыве. Во-вторых, сумел выбраться из подорванной машины. И в-третьих, спрятавшись, как и я, за кучей мусора, отстреливается от нападавших. Его мне отлично видно в свете фонаря.

Водителю «эмки», вроде бы, тоже повезло. Он, похоже, тоже уцелел, сумел выбраться из машины и также по кому-то стреляет из своего оружия. Хотя вполне возможно, это не водитель, а второй пассажир с заднего сидения. И стреляет он, на мой взгляд, неправильно: слишком часто и, наверняка, в белый свет, не видя толком цели. А ведь патронов у него явно не вагон, их надо беречь.

Мина сработала, на мой взгляд, неправильно. Она взорвалась рановато, судя по повреждениям «эмка». В итоге разворотила передок машины и развернула её поперёк дороги. А самая изюминка ситуации: все, кто ехал в машине, уцелели, и двое даже приняли бой с нападавшими. И зачем было устраивать подрыв, если не добиться гарантированного результата?

Стрелок, которого я не вижу, продолжает палить, как из автомата, чуть ли не очередями. А вот его товарищ делает это более грамотно и явно бережёт патроны. На мой профессиональный слух он уже сделал пять выстрелов. В магазине ТТ восемь патронов, значит, у него осталось три, и не факт, что есть запасной магазин при себе.

Андрей уже почти рядом со мной, и я негромко командую:

— Лежи и в любом случае не вздумай совершать подвиг. Это только у газетчиков безоружные врага побеждают голыми руками.

Я сделал глубокий вдох-выдох и перебежкой попробовал перебраться к следующей куче метрах в пяти впереди. У меня получилось! Протез не подвёл.

Через несколько минут, где ползком, это у меня с трудом, но получилось, где короткими перебежками, я подобрался к подорванной «эмке» метров на двадцать. Стрелок слева уже умолк, скорее всего он отстрелялся полностью, и его безоружного пристрелили. По крайней мере, я чётко слышал винтовочный выстрел слева, возле самой «эмки». Кстати, стреляют, вроде как, не из мосинской винтовки, звук другой.

У стрелка, затаившегося справа от «эмки», осталось два патрона, и видимо нет запасного магазина. Я его чётко вижу, и он не пытается перезарядиться, хотя возможность есть. А врагов минимум трое, судя по выстрелам. Так что если в ближайшее время не подойдёт помощь, он обречён на гибель.

По идее тот, кто пристрелил нашего с левой стороны «эмки», должен начать обходить её сзади, чтобы зайти оставшемуся стрелку в тыл. Но я уже подобрался к месту боя так, что эта вражина будет мне отлично видна, как только начнёт обходить машину сзади. Дистанция метров двадцать, и этого субчика надо пристрелить первым. Те двое, что впереди, а их, возможно, даже больше, наверняка расценят, что стрелял наш товарищ, затаившийся за кучей, и у него вроде как остался один патрон. Поэтому вполне вероятна будет их попытка атаковать его в лоб. И я надеюсь, что мне удастся в это дело вовремя вмешаться.

Пока я размышлял над ситуацией и мысленно составлял различные диспозиции возможного развития событий, события начали развиваться именно так, как и предполагалось. Вражина начал обходить подбитую машину сзади, причём этот субчик ничего не опасался и делал это даже не пригибаясь. Передвигался он медленно, стараясь не шуметь, и этим очень облегчил мне задачу прицеливания.

Дождавшись, когда он поравнялся с запаской «эмки», которая у неё закреплена сзади машины, я спокойно нажал на спусковой крючок.

Прицельно стрелять, да ещё и в ситуации почти как в тире, когда можно всё сделать спокойно и не торопясь, я не разучился за время своего пребывания в госпитале и тут в Сталинграде. В этом я уверен. И диверсант, или кто он там ещё, тут же