Найти они меня, конечно, не нашли, но чтобы понять, куда я делся, им хватило десятка секунд, невзирая на полную тупоголовость. Из окна кухни даже раздалась пара выстрелов, травматы, надеюсь, подумал я, не снижая скорости передвижения по склону.

— Вернись, козел! — расслышал я то, что они там орали сзади, — тебе же хуже будет!

Сами вы козлы, подумал я, забираясь в подземный ход, и мозги у вас козлиные… сверху, естественно, набросал все тех же веток клена и мусора, в изобилии валяющегося тут повсюду. Быстро не отыщут, подумал я, двигаясь по подземному ходу ровно так же, как и час назад. Протиснулся в щель между деревянной дверью и кирпичной стеной и затаился, напряженно вслушиваясь в то, что происходит снаружи. Сначала ничего слышно не было, потом донеслись внятные ругательства моих преследователей, которые потеряли след.

— Куда этот червяк делся? — говорил явно главный среди бандитов, — быстро все обшарьте тут.

— Слышь, Гвоздь, — это явно подчиненный отвечал, — он походу к монастырю поднялся.

— Обшмонайте все тут, — повторил старший, и все стихло на добрую минуту, но по ее истечении раздался радостный голос одного из бандитов, — тут ход под землю есть, Гвоздь! Бля буду, он туда залез.

Делать нечего, тяжело вздохнул я, надо убираться отсюда через дальнюю дверь… мы на нее с Мишей только посмотрели, а теперь придется открывать ее и надеяться на лучшее… хотя практика показывает, что сбывается обычно худшее. Дверь подалась ровно так же, как и предыдущая, открылась на треть примерно. За ней было тихо, темно и пахло пылью. Я включил фонарик — подземный ход продолжался, но уже с уклоном вверх, а не вниз. Видно было на добрых полсотни метров, потом ход сворачивал налево. Я тихонько притворил дверь за собой и отправился в неизвестность…

Бандиты сзади, судя по нарастающим крикам, уже добрались до большого помещения и осматривали его. А я добрался до попорота этого коридора, завернул налево и тут резко вздрогнул — под ногами явственно прошмыгнула крыса, здоровенная и с голым хвостом.

Ничего-ничего, Сергуня, успокоил я сам себя, бывало и похуже, ты главное не останавливайся. А дальше ход раздвоился, основное направление прямо шло, а направо какое-то ответвление наметилось, размерами чуть не вдвое меньше, метра на полметра, тут только скорчившись втрипогибели можно было пробраться. На принятие решения у меня было несколько секунд… я быстро зажег зажигалку и поднес ее сначала к этому правому ходу, потом протянул руку вперед по основному. Огонек сильно отклонился назад только в первом случае, а это что значит? Правильно, там есть приток воздуха, туда мы и направимся.

Я скорчился втрипогибели и как паук начал быстро-быстро передвигаться по этому второстепенному ходу. Стены были ощутимо влажными, а под ногами по-прежнему значилась утрамбованная земля. Проход закончился через добрую сотню метров и двух поворотов, один налево вел, другой резко направо, почти что в обратную сторону. В одном месте из левой стены бил маленький ключ, вода текла по канавке и исчезала справа, шум от всего этого минимальный шел, я даже сдуру наступил в лужу рядом с канавкой.

Но все на свете когда-нибудь, да заканчивается, подошел к концу и мой вояж в полземелье — впереди явственно забрезжил дневной свет. Я выбрался на свежий воздух и огляделся — место было не совсем знакомым… нет, в принципе понятно, что это Монастырский съезд, потому что слева виднелась Южного арка входа в монастырь, но рядом с этим входом не стояли два коттеджика, их же в прошлом году сдали в эксплуатацию. И особняк купчихи Водолазовой какой-то не такой был, со всеми окнами и явно обжитой.

Но тут сзади из дыры, откуда я вылез, послышалась некая возня, и я понял, что надо продолжать прятаться от бандитских наездов. Забежал в этот самый Южный вход, он только на ночь запирался на замок, а так всегда распахнутый стоял, и рванул наискосок по двору к Вознесенскому храму, оттуда доносилось пение, служба, наверно, идет, подумал я — тут можно затеряться в толпе.

Служба тут действительно шла, народ стоял вдоль амвона и внимал настоятелю, по углам горели многочисленные свечки. Я, чтобы не отличаться от основной массы, тут же купил одну свечу за двести рубликов, зажег ее от соседней, установил, как положено и отошел в самый дальний и темный угол. Прислушался, о чем там говорил отец Серафим — оказалось, что о смирении и покаянии.

— Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию, — как раз эти слова говорил настоятель, когда я спрятался в углу за амвоном, — так сказал апостол Петр в своем втором послании, — обозначил цитируемого автора он.

— Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом, — так он продолжил свою мысль, — это уже первое послание Петра коринфяном, — счел нужным уточнить он.

Но тут в церковь ворвались, другого слова трудно подобрать, мои преследователи — наконец-то я разглядел их… ну бандиты как бандиты, хотя скорее гопников напоминали они, особенно главный из них по имени Гвоздь. Все в кепках, на что им немедленно указал церковный служка возле входной двери.

— Головные уборы, — сказал он, — полагается снимать в храмах божьих.

— Че сказал? — включил угрожающие интонации Гвоздь, — не видишь, кто перед тобой.

— Что тут происходит, господа? — отец Серафим вдруг взял и возник перед кодлой Гвоздя.

— Все нормально, святой отец, — нашелся Гвоздь, — ща мы одного кента заберем и уйдем с миром.

— У нас тут кентов нет, сын мой, — усмехнулся Серафим, — у нас сплошные прихожане.

— Какие еще прихожане? — спросил Гвоздь.

Я с большим интересом наблюдал из своего темного угла за