Иван Палыч прижался к полу, зарывшись лицом в холодную, мокрую от талого снега землю. Он услышал, как Антон вскрикнул — коротко, удивленно, и его тело с глухим стуком рухнуло на пол. Семен отстреливался отчаяннее, яростнее — делал по два выстрела, менял позицию, пытаясь вести прицельный огонь. Одна из его пуль ударила в самый вход, где мелькали тени красноармейцев, но, кажется, ни в кого не попала.

— Подлецы! — закричал он, захлебываясь от эмоций — понял, что угодил в ловушку. — Подлецы…

Его слова оборвал новый залп. Пули буквально вгрызлись в его укрытие, разнеся кирпичи в крошку. Семен издал хриплый, булькающий звук и умолк. Наступила тишина, оглушительная после грохота стрельбы.

— Иван Палыч! — раздался голос Гробовского. — Ты там? Живой? Отзовись!

Доктор с труда поднялся на ноги, его трясло крупной дрожью.

— Я… я здесь, Алексей! — крикнул он, и голос его сорвался на шепот. — Живой!

В проеме цеха, окутанные клубами дыма, появились фигуры. Впереди — Гробовский в кожаной тужурке, с наганом в руке. Рядом с ним — коренастый, невозмутимый Аристотель Субботин. А за ними, выстроившись в цепь, — десяток красноармейцев в буденовках, с винтовками наперевес.

Гробовский быстрым, профессиональным взглядом окинул помещение, задержавшись на двух неподвижных телах, затем подошел к другу.

— Цел? — коротко спросил он, хватая Ивана Палыча за плечо.

— Цел… — смог только выдохнуть доктор. — Как ты?..

— Потом расскажу, — Гробовский обернулся к Субботину. — Аристотель, прочешите территорию. Субботин молча кивнул и жестом повел за собой бойцов.

— Как… как вы меня нашли⁈ — удивленный такой встрече, выдохнул Иван Павлович.

— Так Анюте Прониной надо спасибо сказал! — широко улыбаясь, ответил Гробовский.

* * *

Работать веником было скучно.

Вжжух!

Но любая работа важна — и такая тоже.

Вжжух! Вжжух!

Тем более такая.

Вжжух! Вжжух! Вжжух!

Ведь если подумать — что такое мести веником? Это значит вычищать грязь. Каждая соринка, каждая пылинка, изгнанная из больничного коридора, из щелей половиц, была маленькой победой над хаосом и грязью. И этот труд, такой простой и неприметный, — это тоже оружие. Оружие против болезней, которые могли прицепиться к пыльным углам, против уныния, что поселяется в неухоженных местах. Так же и бандитов вычищает Алексей Николаевич и другие. Новая жизнь наступает, лучшая.

Вжжух! Вжжух! Вжжух!

Анютка Пронина была существом не в меру любопытным и наблюдательным. Вот и сейчас, делая общественно полезную работу — сметая сор, — она продолжала мысленную активность и анализ тех соыбтий, что происходили вокруг нее.

А подумать было над чем.

Когда к доктору Ивану Палычу пришли те странные, неулыбчивые люди в темных пальто и заявили о срочном вызове в деревню, у девочку внутри сразу что-то екнуло. Слишком уж гладко все было, слишком нарочито громко тот бледный, с лицом мокрой рыбы, говорил о «братухе помирающем» где-то за Ключом. Доктор, конечно, помялся, но поехал — долг есть долг. Однако Анютка проводила его долгим, цепким взглядом, и тревожный комочек под сердцем так и не рассосался.

Вжжух! Вжжух!

Какие-то они странными были, эти внезапные гости. А предчувствие никогда ее не подводило. И теперь, подметая пол, она вдруг зацепилась взглядом за… улику!

В том месте, где топтались и стояли гости, она обнаружила следы мокрого снега, а в нем — вкрапления чего-то красного и мелкого. Анютка присела на корточки, протянула палец и потерла. На подушечке осталась ржавая, кирпичная пыль.

Откуда тут кирпичная пыль? Только с подошвы сапог тех странных людей. Только вот что интересно… В деревнях снег посыпали угольной пылью, песком, а чаще золой из печки, — чем угодно, но только не битым кирпичом. Слишком уж дорогое удовольствие. Да и где столько кирпичной крошки найдешь? Кирпич — он в городе. На стройках. Или… Или на кирпичном заводе! Старом, заброшенном, на выезде из Зареченска, в стороне от больших дорог. Местечке глухом, безлюдном — идеальном для всяких темных дел.

Сердце у девочки заколотилось чаще. А что, если гости эти пришли вовсе не для того, чтобы просить помощи? Что, если они похитили Ивана Павловича? Воры и бандиты изображали из себя деревенских, а сами были с кирпичного завода! Значит, доктора повели в ловушку.

Не раздумывая ни секунды, Анютка швырнула веник в угол и, на ходу натягивая старенькое пальтишко, выскочила на улицу. Она не пошла к отцу — Степану Пронину. Нет, он бы стал задавать вопросы, требовал доказательств, а время уходило. Она помчалась туда, где, как она знала, решают дела быстро и без лишних слов — к Алексею Николаевичу Гробовскому. Знала, тот сейчас здесь, в Зарном, у супруги, Аглаи, нянчится с сынишкой… Запыхавшаяся, постучала в окно… и все рассказала.

Порой, даже работа по подметанию пола может быть полезной и способна спасти чью-то жизнь.

* * *

— Вот так мы тут и оказались! — подытожил свой рассказ Гробовский. — Анюта Пронина далеко пойдет! Хоть сейчас ее к себе в отдел не бери! Но рано конечно — возраст.

— Варвара! — выдохнул Иван Палыч, опомнившись первым. Ледяная волна ужаса сдавила ему горло. — Она одна в доме! Осталась! После укола… Она не могла уйти далеко!

— Кто такая?

— Подруга Хорунжего!

Этого хватило, чтобы Гробовский тут же опрометью бросился наружу.

— Дом! — рявкнул он, оборачиваясь к красноармейцам. — Туда! Бегом! Оцепить! Ничего не трогать! Субботин, с нами!

Они бросились обратно к особняку, путаясь в ногах, спотыкаясь о колеи. Каждая секунда казалась вечностью. Иван Палыч бежал, не чувствуя усталости, гонимый адреналином и страшным предчувствием, что они опоздали. Что эта хитрая, как лиса, женщина нашла способ исчезнуть.

Ворвавшись в прихожую, они замерли. В доме царила звенящая, неестественная тишина. Ни звука, ни шороха. Гробовский жестом рассредоточил бойцов по первому этажу, а сам вместе с Иваном Палычем и Субботиным рванул наверх, в спальню.

Комната, где он всего пару часов назад делал тот роковой укол, была пуста. Шикарный диван, японская ширма, разбросанные подушки… Никого. Даже запах духов «Черный нарцисс» казался выветрившимся, приглушенным.

— Черт! — со злостью пнул ножкой стула Гробовский. — Упустили! Сбежала сука!

Он подошел к окну, отдернул тяжелую портьеру — створы были заперты изнутри. Ни следов взлома, ни отпечатков на подоконнике.

— Могла