— Не совсем в Североморске, в Видяево, это в 50 километрах севернее.

— Хорошо, в Видяево… — не стал спорить Романов, — и еще интересно, когда была последняя связь с этим бортом.

— Это надо запросить у Северного флота, — озадачился адмирал, — такие детали только они знают.

— Запрашивайте, — разрешил генсек, — вот АТС-1, вот АТС-2 — звоните без ограничений, — пододвинул он к адмиралу два аппарата связи.

Чернавин снял трубку АТС-1 и через пять минут доложил результаты переговоров.

— Связь с Комсомольцем была вчера в 23.05, никаких отклонений от программы дежурства не отмечалось. Следующая связь сегодня в половине двенадцатого ночи.

— Вот мой приказ, как главнокомандующего вооруженными силами страны, — с металлом в голосе ответил ему Романов, — передать на Комсомолец, чтобы они всплыли на поверхность и следовали в порт приписки в надводном положении.

— Зачем? — растерялся адмирал, — это же полностью нарушит скрытность… вся программа дежурства пойдет псу под хвост, — добавил он простонародных выражений.

— Не могу вам сказать, Владимир Николаевич, — жестко ответил генсек, — информация получена из конфиденциальных источников… а по прибытии на базу необходимо будет провести полную ревизию реакторов и двигательной установки подлодки… если они, конечно, доберутся туда самостоятельно.

— Вы меня пугаете, товарищ Романов, — изменившимся голосом ответил Чернавин, — что значит, если доберутся?

— Ровно то, что вы услышали, товарищ адмирал, — также перешел на официальный язык генсек, — и ничего более. Выполняйте приказ, будьте любезны…

Глава 28

Комсомолец следовал на глубине 380 метров со скоростью 8 узлов в Норвежском море примерно в ста пятидесяти километрах от норвежского побережья в полном соответствии с боевым заданием. Команда, не задействованная в дежурстве отдыхала, выпив положенные по уставу сто грамм сухого вина, остальные находились на своих местах согласно штатного расписания. Командир лодки капитан первого ранга Ванин сидел в своей каюте и просматривал вахтенный журнал, просто на всякий случай. В 10.35 по московскому времени к нему постучался капитан-лейтенант Громов, исполнявший функции дежурного офицера.

— Евгений Алексеевич, — доложил он, — срочная радиограмма из Видяево, вот… — и он выложил на стол расшифрованное сообщение на стандартном бланке.

— Они что там, с ума все посходили? — сдвинув брови, спросил капитан, — зачем всплывать, нас же сразу НАТОвцы под контроль возьмут.

— Не могу знать, товарищ командир, — включил дурака дежурный, — наверно у начальства есть какие-то свои соображения на этот счет.

— Запроси подтверждение, — приказал Ванин, — срочно.

— Есть, — козырнул Громов и очистил каюту от своего присутствия.

Вернулся он буквально через пять минут с еще одним бланком.

— Команда на всплытие подтверждена, — дополнил он текст словесно, — а кроме того добавлено распоряжение провести ревизию механизмов и электрооборудования седьмого отсека.

— Ну что же, — тяжело вздохнул командир, — приказы надо выполнять, а не то и под трибунал недолго угодить. Командуйте всплытие, товарищ капитан-лейтенант, не экстренное, своим ходом. А я иду в седьмой отсек…

На Комсомольце имелось всего семь отсеков, торпедный, жилой, реакторный, турбинный, вспомогательный, центральный пост, а последним, ближайшим к корме был этот седьмой отсек, он так и назывался, кормовой. В нем располагались приводы рулей высоты и направления, а еще там проходил главный вал на кормовые винты. Дежурил здесь вахтенный матрос Бухникашвили, увидев начальство, он вытянулся по стойке смирно и доложил:

— За время моего дежурства никаких происшествий не случилось, товарищ капитан 1 ранга!

— Давай вместе посмотрим на твое хозяйство, — предложил ему Ванин,- может, что-нибудь и обнаружим.

— Есть посмотреть вместе, — слегка ослабил стойку матрос, — только что тут можно обнаружить, все регламентные работы выполняются строго по графику, да и механизмов в этом отсеке в разы меньше, чем в том же паротурбинном…

— Разговорчики, — одернул его командир, — скажи-ка ты мне лучше, друг мой кавказский, какие самые слабые точки в этом отсеке? В смысле, что может, например, загореться в случае чего?

— Даже и не знаю, что сказать… — в растерянности развел руками матрос, — разве что сочленяющие узлы на приводах рулей и главного винта, там трение присутствует, и еще уплотнения при выходе из прочного корпуса, загорятся они вряд ли, но через них вода может просачиваться.

— А это что? — показал Ванин на две коробки по правому борту.

— Масляные сепараторы, товарищ командир, — доложил Бухникашвили, — служат для отделения отработанного масла от топлива… с ними вообще никогда проблем не бывало, их целиком меняют на базе по окончании похода.

— Хорошо, матрос, — закончил проверку помещения Ванин, — я к тебе еще одного бойца пришлю, смотрите в четыре глаза, в случае малейших отклонений от нормы немедленно докладывать прямо мне.

Ванин вернулся в центральный пост, где дежурный офицер доложил о том, что лодка начала всплытие.

— Рулями глубины работаем, товарищ командир, — добавил он, — уже не 380 метров, а 260… полное всплытие ожидается в течение четверти часа.

— Объявляй боевую тревогу, — скомандовал Ванин, — лучше, знаешь, перебдеть, чем недобдеть.

Громов внимательно посмотрел на начальника и выдержал паузу в несколько секунд в надежде, что он переменит решение. Но не дождался и тогда по громкой связи, которая была выведена во все отсеки и каюты, объявил:

— Боевая тревога, ракетная атака, по местам стоять к всплытию, срок сорок секунд.

В переходах и на лестницах боевого корабля очень скоро раздался дробный стук флотских башмаков по ступенькам, после чего последовали отчеты дежурных по отсекам.

— Первый отсек занял места согласно расписанию, второй отсек готов, третий отсек слушает дальнейшие распоряжения, — ну и так далее, последний седьмой отсек отозвался одиноким голосом матроса Бухникашвили, — готов к выполнению заданий командования.

— Глубина? — спросил командир у Громова.

— 130, на поверхности будем через две