Политический расчет правительства ЮАР кажется очевидным. Это испытание — не просто демонстрация военной мощи. Это сигнал всему миру о том, что белое меньшинство не намерено сворачивать политику апартеида и готово защищать свой курс с оружием в руках.

Этот шаг становится еще более интригующим в свете слухов о готовящейся в ЮАР масштабной конституционной реформе. План, как сообщают осведомленные источники, предполагает преобразование унитарного государства в конфедерацию из нескольких слабо связанных между собой частей с высокой долей самоуправления. Аналитики полагают, что такая модель может быть призвана легитимизировать и сохранить власть белого меньшинства над основными богатствами страны даже в условиях международной изоляции.

Ядерное испытание 3 декабря 1987 года меняет расклад сил не только в Южной Африке, но и во всем мире. Теперь у режима апартеида есть атомная бомба. Вопрос в том, как мир ответит на этот вызов.

Самое начало декабря 1987 года ознаменовалось прорывом того самого политического нарыва, который уже около года зрел в Турецкой республике. Напомню, что там на фоне падения рейтингов правящей партии «Отечество» — это была та сила, которой военные фактически передали власть после добровольного отхода от управления в 1983 году — до выборов не допустили большую часть оппозиции. Сначала долго рассуждали о необходимости провести референдум по данному вопросу, однако в итоге тема заглохла, и в бюллетенях 29 ноября турки увидели только те же три партии, что и на выборах в 1983 году.

О том, что дело пошло не по намеченному плану, турецкие власти, наверное, догадались уже в день народного волеизъявления, когда явка оказалась сверхнизкой. Если в 1983 году на избирательные участки пришло 92% имеющего право голоса населения, то спустя четыре года этот показатель обвалился до 54%. Достаточно, чтобы говорить о легитимности выборов, но явно недостаточно для уверенности в собственном положении.

В тот же день, едва закрылись участки для голосования, на улицы крупных городов начали выходить недовольные. Основной электорат правящей партии и раньше был сосредоточен в сельской местности, а уж теперь на фоне скандалов и практически открытого заявления представителей ЕАС, что с такой политической системой Турцию в союз не примут никогда… Короче говоря, мирный протест очень быстро превратился в бунт. Тот самый, турецкий, не менее бессмысленный и беспощадный, чем русский.

Запылали административные здания; только привлечение армейских частей позволило удержать толпу от прямого штурма здания премьерской резиденции. Особой пикантности добавляло то, что толпа требовала не только провести выборы с допуском оппозиции, но ещё и судить нынешнего президента страны, того самого Кенана Эврена, который в 1980 году стоял во главе военного переворота.

(Кенан Эврен)

2 декабря растерявшаяся было власть наконец пришла в себя и, видя, что протесты утихать не собираются, отдала приказ о подавлении их силой. На улицы вывели танки и прочую тяжёлую технику, а солдаты начали открывать огонь по толпе. В свою очередь, оттуда уже начали стрелять по военным — благо оружия в Турции в те годы было много, достать десяток-другой автоматов проблемы не составляло — переводя уровень эскалации в красную зону.

Закончилось всё это очевидным образом. Военным дали команду «фас», после чего на улицах городов остались лежать сотни трупов. Число задержанных и арестованных в те дни пошло на десятки тысяч, а президент Эврен объявил о новом роспуске парламента и приостановке политической жизни страны на полгода. Кабинет министров тоже был отправлен в отставку; вместо них из представителей разных политических сил собрали «кабинет национального единения», которому и предстояло в течение шести месяцев разработать план нового перехода к нормальности.

И выглядело бы всё это более-менее приемлемым, если бы не экономические последствия. Стачки, снижение только налаживаемого турпотока в страну, обвал и заморозка торгов на бирже, плюс мы временно заморозили начало поставок газа по только что построенному газопроводу через Болгарию. Под предлогом — вот уж хохма так хохма — нарушения турецкими властями прав человека в стране.

Всё это привело к новому витку девальвации национальной валюты, которая с 840 лир за доллар в течение трёх месяцев провалилась до 1140 лир за доллар, а к концу 1988 года график и вовсе пробил психологическую отметку в 2000. И это к доллару, а если брать, например, французский франк — с Парижем у Анкары товарооборот все же был побольше, чем с далекой Америкой — то курс с 58 лир за франк в 1985 году к концу 1987-го улетел на отметку 400 лир. Импорт практически встал, цены поползли вверх, гражданская война с курдами на востоке страны даже не думала утихать. В народе всё больше и больше зрел запрос на коренные изменения…

Кроме Турции еще имеет смысл упомянуть ситуацию во Франции. Там досрочные парламентские выборы летом этого года не смогли разрешить назревшие противоречия: левый президентский блок по сравнению с предыдущей каденцией потерял еще несколько мест, свою фракцию резко усилил Национальный фронт — крайне правые жестко критиковали президента и правительство за половинчатые меры в Ливии и полную беспомощность перед интервенцией СССР в Африке, — в Национальную ассамблею даже смогли пройти крайне левые и экологисты, что символизировало дробление политического поля… Но вот только все это никак не помогало преодолеть политический кризис.

Миттеран попытался назначить премьера самостоятельно, поставив на этот пост левого Мишеля Рокара, но его правительство продержалось меньше двух месяцев, получив вотум недоверия в октябре при попытке утвердить бюджет на следующий год. Еще меньше продержалось следующее правительство, и в итоге в начале декабря — тут нужно объяснить, что выборы президента планировались на весну 1988 года, и распускать парламент за полгода до этого прямо запрещает конституция Пятой республики — Миттеран назначил премьером Валери Жискар д’Эстена, бывшего президента Франции и человека, представляющего другую часть условно «правого лагеря» французской политики, конкурирующего за избирателя с голлистами Ширака. Всем было понятно, что назначение это сугубо техническое, что никакие решения д’Эстен принимать не будет и ему просто нужно продержаться несколько месяцев до весенних выборов. Альтернативой тут был конституционный кризис и падение Пятой республики, чего никто особо — ну, кроме разве что правых и левых радикалов, наверное, но их никто не спрашивал — не хотел.

(Валери