– Иезавель! Иезавель! Иезавель!

Дай мне знак

Я наблюдала и выжидала, изучала привычки и обычаи жителей Сидона. Как когда-то сказала Норея, у меня было еще довольно времени.

Распорядок дня Иезавели, руководившей самыми важными ритуалами в городе, был предсказуем. Вскоре после моего приезда, когда прошли последние весенние дожди, наступил срок сбора ячменя. Жрица выехала в поля на сияющей колеснице, срезала первый пучок серпом в форме полумесяца, связала стебли, принесла ячмень на гумно при храме и собственноручно взялась за золотой цеп.

Потом последовал сбор пшеницы, а дальше – летних фруктов, инжира, персиков, гранатов и фиников. На благословении винодельного пресса голубицы Иезавели возглавили танцы на виноградниках, дав сигнал девушкам выбирать мужей среди безбородых юношей. На седьмой день каждого месяца жрица приносила овцу в жертву Ваалу, на семнадцатый сжигала барана в честь Элат. Она купалась на публичной церемонии очищения каждое новолуние и сидела во главе стола на щедром и веселом пиру.

В жаркой и засушливой середине лета она возглавляла остальных женщин на церемонии скорби по богу зерна Таммузу и первой начала рыдать, бить себя в грудь и рвать на себе одежды с самыми громкими криками. При возрождении Таммуза по весне Иезавель изображала богиню на церемонии воскрешения.

Вместе с царем Ефваалом, своим отцом, она наблюдала за ритуалом очищения на Новый год, когда дети прыгали через костры с изображением бога Молоха.

Царевна благословляла каждый корабль, выходящий из бухты, приветствовала каждого возвращающегося домой капитана и освобождала его во благо храма от одной девятой части прибыли. Она заботилась о бездетных женщинах, вдовах и сиротах, покровительствовала повитухам, ремесленницам, кормилицам, содержательницам пивных и проституткам, выслушивая их жалобы и действуя от их имени.

Я наблюдала, как Иезавель исполняет эти обязанности, постепенно превращаясь из юной девушки, дрожавшей на собственной коронации, во властную женщину, гордость своего богатого и могущественного города.

И никогда она не казалась такой неприступной, как в день, когда приветствовала израильтян, посланных царем Ахавом, чтобы сопроводить невесту в ее новый дом в Самарии, израильской столице.

* * *

Гости прибыли на шести сотнях колесниц – сделанных в Сидоне, разумеется, ведь нигде их не делали лучше. За колесницами следовали две сотни всадников.

Царевна встретила процессию на ступенях своего храма. Одетая в красное, окруженная белоснежными голубицами, она цвела, словно роза среди снегов. Со своего потайного места в оливковой роще я видела, как предводитель израильтян в высокой алой шапке спрыгнул с колесницы, подошел к ступеням и преклонил колено, но подниматься по лестнице не стал.

Иезавель обратилась к нему на языке иудеев, и по неловкости речи было ясно, что язык этот для нее в новинку.

– Подойди, почтенный посланник господина моего, царя Ахава. Отдохни в моем храме и освежись с дороги.

Израильтянин не шелохнулся. Вооруженные люди забеспокоились, лошади начали бить копытом пыльную землю.

Иезавель подняла палец. Из-за ее спины выскользнула голубица, спустилась по ступеням и что-то прошептала на ухо посланнику. Тот ответил, даже не взглянув на нее. Девушка в растерянности оглянулась на свою госпожу. Что бы ни хотела передать голубица, Иезавель прекрасно поняла смысл. Она развернулась и ушла в храм, жрицы последовали за ней. Высокие двери с громоподобным стуком захлопнулись.

Командир израильтян вернулся к своей колеснице, пылая от гнева. Воины расступились перед ним, и он повел процессию вниз с холма ко дворцу.

В облаках пыли, поднятых норовистыми конями, я увидела белое пятно – одинокую жрицу царевны. Я успела подбежать к ней до того, как она поднялась по ступеням.

– Что случилось? Почему он не пожелал встретиться с Иезавелью?

Девушка тряслась от страха.

– Он сказал… – Голубица сделала глубокий вдох. – Он сказал, что и шага не ступит в дом ложного бога. Что это царевна должна подойти к нему. Он назвал наш храм… – Она бросила взгляд на кедровые двери, украшенные резными листьями и зверями. – …Мерзостью!

* * *

В храме было прохладно. Из невидимых двориков слышалось журчание фонтанов. Солнце проникало сквозь просветы в тесаном камне, поэтому не было нужды в факелах, как бы высоко ни стояло дневное светило. Все стены были украшены огромными фресками с изображениями Богини. Ее животные, Ее деревья, Ее дары, восхваляемые в каждой линии.

Я убедила девушку отвести меня к госпоже. Она проводила меня к дверям в личные покои и впустила внутрь.

Четыре или пять голубок, одетых в белое, смешались с фоном, оставив Иезавель одну посреди зала. Она все еще была в торжественном наряде с золотыми украшениями на шее, запястьях, щиколотках и поясе. Глаза были подведены сурьмой, веки подкрашены зеленым малахитовым порошком, губы накрашены красной охрой.

– Кто ты? – сурово спросила царевна. – Зачем пришла?

Давно минули те дни, когда я могла развернуть крылья и впечатлить людей своей божественной сущностью. Теперь у меня оставался только язык. Но пророкам хватало и меньшего, чтобы подчинять царей своей воле.

– Я послана тебе.

– Кем?

– Ты зовешь Ее Элат, а я – Ашерой. Она единая Богиня-Матерь, Царица Небесная.

Иезавель вскинула подбородок. Украшенные драгоценными каменьями серьги, достававшие до плеч, зазвенели.

– Он очернил мою Госпожу, как и меня. Я не встречусь с этим человеком.

– Он и впрямь нанес тебе жестокое оскорбление. Но я пришла сказать, что ты должна с ним встретиться.

Она обошла меня по кругу.

– Ты, незнакомка, решила, будто можешь мною командовать? В моем же храме?

– Царевна Иезавель… – Я не удержалась и пропела ее имя, как пели его люди в вечер ее посвящения в верховные жрицы. – Мне пришлось ждать тебя бесчисленные столетия. Я разговаривала с твоими праматерями и жила среди богов, сражалась с ангелами и спускалась в огненную бездну подземного мира. Это не мои распоряжения, а Ее. Только ты можешь принести в мир свет Ашеры. Разве ты хочешь хранить его в тайне, вести праздную жизнь в роскоши дома, которым Она и так уже правит? Или ты понесешь слово Богини в те места, где от него отвернулись? Горящую лампу нельзя прятать под корзиной, она должна светить там, где нужна.

Иезавель остановилась и надменно задрала нос.

– Откуда мне знать, что это Элат послала тебя? Дай мне знак.

– Знаки – для неверующих! – вскричала я. – Она говорит с тобой? Ты чувствуешь Ее присутствие?

Черные глаза царевны уставились на меня. Она кивнула.

– Тогда ты знаешь, что я говорю правду. Знака не будет.

Я налила вина в серебряную чашу и смешала его с травами и медом. Иезавель выпила, словно дитя – вечернее молоко. Я