обстановка там стабилизировалась. Если и ждать от кого-то выпадов, то это должен быть Остерман. И не сейчас. Пока что он будет пробовать всюду продавливать свою повестку. И если она будет противоречить моим начинаниям… Не хотелось бы.
Да и в целом, в Петербурге остаются мои люди, которые, если что, то обязательно сообщат о проблемах, ну а я уже быстро прискочу. Если конечно не подставлю своим отъездом русскую армию.
Смущала лишь обстановка со Швецией. Но и здесь были свои, как мне кажется, весьма логичные и последовательные выводы. Нам выгодна заморозка войны. Пока шведы не могут ничего толкового предпринять, особенно когда в строй войдут купленные мной за деньги Фонда, пусть и устаревшие, но всё-таки боевые корабли.
Ну и с наших верфей должны выйти в скором времени ещё два линейных корабля и три фрегата. Если к этому прибавить Архангельскую эскадру, которую, так или иначе, но необходимо выводить в Балтийское море, то шведский и русский флоты оказываются в паритете.
А еще, при успешной Турецкой компании мы можем очень удачно разыгрывать свои карты. Например, можно намекнуть Дании, что Россия может встать на сторону Гольштинии в ее споре за Шлезвиг. Там, в Гольштинии, как-никак, родственничек, внук Петра, растет. Ну если мой приказ об отмене акции по Карлу Петеру Ульриху, ставшему в иной реальности Петром III, достиг Ивана Кашина.
— Я настаиваю, господа, чтобы вы вели себя крайне осторожно и в меньшей степени заигрывали с местными элитами. Пока мы их не приручим есть с нашей руки, пока не будет совместных предприятий и не будет зависимости от России, они всё ещё могут показывать враждебность, — наставлял я свою команду. — Не приведи Господь, если русская армия проиграет хоть в одном сражении, и вовсе поезжайте на Перекоп. Тогда местные могут совершить глупость. И дайте армии за эту глупость их наказать.
Можно сказать, что я был даже в какой-то степени окрылён. Уж не знаю, насколько были профессионалами те люди, которые помогали в иной реальности Григорию Потёмкину отстраивать Крым и Новороссию, но моя команда подобралась что надо. Не без червоточинки, конечно, но и это мы оговаривали.
— Артемий Петрович, всё своё имущество, которое я имею в Крыму, — всем этим вы вправе распоряжаться по своему усмотрению. Но, не извольте гневаться, а я напомню про наш разговор, — сказал я напоследок Волынскому.
Да, мы с ним поговорили насчёт воровства. Причём я прекрасно понимал, что этому человеку мало сказать, чтобы он не прикарманивал то, что ему не принадлежит.
Поэтому предложил выстраивать такую систему, при которой он может зарабатывать немалое количество денег и даже легально. Если приумножить то, что сейчас уже имеется, то двадцать процентов от прибыли, а это очень немало, может вполне официально, не скрывая ничего ни от кого, оставлять себе. Остальное же вкладывать в развитие. В Казанской губернии у него получилось. В этот раз мотивации наверняка больше, как и поддержки.
— На сим, господа, предлагаю закончить с делами и отобедать. Блюда у нас будут местные, вам к ним привыкать, — сказал я. — Да и Новый год же только вчера был. А мы все о делах.
Впрочем, не знаю, насколько можно считать местным блюдом долму, особенно ту, которую будет готовить повар-армянин, или он же приготовит ещё и плов, правда, из риса и приправ, которые я собрал в немалом количестве в Хиве.
Кстати, рис и просто огромное количество приправ в Хивинском ханстве составили немалую статью расходов. Но теперь я уверен, что петербургские и московские рестораны, которые всё ещё частично принадлежат мне, смогут изрядно удивить гурманов.
На следующий день я проработал с документами, пока все мои люди готовились к отъезду. Нужно было подбить все дела, еще раз осмыслить произошедшее в Крыму, и отправляться.
Было о чем подумать. Ведь я вступил в наследство. Поверенный деда, который и показывал мне завещание, прибыл в Крым и лично сопровождал меня, показывая и рассказывая, что к чему. Все записывали, фиксировали, собирали, а порой так и «на коленке» делали документы. В Крыму с этим так же не важно, или даже сильно хуже, чем в остальной России. Хотя, казалось, куда еще. Но нет предела «совершенству» разгильдяйства.
Я не знаю, где набрал столько серебра и золота мой родственник, предполагаю, что он изрядно опустошил кладовые своих соперников во время Крымской кампании российской армии. Но факт — я миллионер.
И нет, эти деньги мои только лишь до поры до времени, и я, действительно, не отказался от своей идеи вкладывать в Крым, а потом и в Новороссию большие средства. Эти места могут и станут жемчужиной Российской империи. И со временем вернуть мне вложения со сторицей.
Более того, приказчику и другу деда, Девлету, тому самому приказчику, я уже дал распоряжения, чтобы он отправил людей даже в Италию, но обязательно купил хорошие сорта винограда. Вот хочется мне стать ещё и виноделом.
Но, а тот, почти что дворец, который находится в Керчи и принадлежал моему деду, я отдал под медресе. Есть вероятность, что меня в России будут за это даже линчевать.
Да, религиозная обстановка в Российской империи не такая уж и строгая, как могла бы быть лет сто тому назад, но всё же. Вот только подобный мой шаг был настолько оценён не только местными князьками, но и немалым количеством менее статусных крымских татар, что дело того стоило.
Россия в Крым пришла не для того, чтобы угнетать. Россия пришла сюда править по чести и совести. И я очень хотел вложить этот нарратив и Елизавете Петровне, и будущему императору или императрице, в зависимости от того, кого родит Анна Леопольдовна.
Не может огромная империя, которой нужно собирать немалое количество земель с разным вероисповеданием, выступать против хоть бы и буддистов или мусульман. При этом, конечно же, всячески, прежде всего, экономическими мерами, нужно поощрять переход в православие, не оставлять ни у кого сомнения, что именно эта религия является господствующей, пусть и остальные ни в коей мере, ну или почти что, не притесняются.
Вот я только что говорил Волынскому и его команде, чтобы они не идеализировали, а ведь сам такой же. Но разве же не романтики и нарушители спокойствия двигают историю?
* * *
Вена
5 января 1736 года
— Вы же понимаете, что наша встреча должна остаться в тайне? — спросил на французском языке носитель немецкого наречия.
— В наших интересах было бы, конечно,