— А вы не думали, что именно этот, с позволения сказать, «владелец» — и ввел вас в заблуждение?

— Была у меня такая мысль, — кивнул Скородубов. — Потому я и пошел к начальнику порта. И вот там мне и сказали, что Роман никаких прав на яхту не имеет и ни о какой сделке о продаже там никогда не слышали!

Заявление Скородубова заставило меня покрыться холодным потом. Неужели, меня тогда обманули и дарственная на яхту — фикция? А она вообще у меня есть? Я тут же подскочил со стула, на котором сидел, и под насмешливым взглядом Анны и презрительным Петра Егоровича, быстрым шагом ушел в свою комнату. Мои родители и Уваровы проводили меня растерянными переглядываниями.

* * *

— Похоже, у вашего сына еще осталось чувство стыда, — сказал удовлетворенно Петр Егорович, когда парень покинул гостиную.

— Я не верю вам, — покачал головой Сергей Александрович. — Роман мне никогда не лгал. К тому же…

Договорить мужчина не успел, так как в этот момент юноша вернулся в зал, держа в руке какую-то бумагу.

— Прошу вас ознакомиться, — процедил парень, протягивая Скородубову бумагу. — Вам известна подпись начальник порта?

— Естественно, — фыркнул Петр Егорович, беря протянутый документ.

— Тогда вы сможете отличить — настоящая она или нет.

Офицер отметил, что парень в этот миг был напряжен как струна.

«Неужели, подделал ее? С его талантом художника — вполне мог» мелькнула у него мысль. И все же он открыл документ и вчитался в строки.

* * *

— Итак? — спросил я, когда мужчина закончил чтение. — Все вопросы сняты? Подпись подлинная?

— Выглядит, как настоящая, — протянул Скородубов, и я облегченно выдохнул. — А что это вы так напряглись? Или… вы подделали ее и сейчас проверяли — насколько искусно смогли это сделать?

— Вам придется ответить за такое обвинение, — процедил отец.

— Дело не в подделке, как вы подумали, — остановил я его. — Просто после ваших слов, у меня возникла мысль, что это меня при совершении сделки могли обмануть. Ведь до того момента начальника порта я никогда не видел. Мало ли, что за актер мог сыграть его роль передо мной? Ваши слова посеяли во мне зерно сомнения, вот я и переживал.

— Но как это может быть, — растерялся Скородубов. — Мне ведь… — тут он осекся, словно его пронзила какая-то мысль. Внезапно он встал, оправил свой мундир и, чеканя слова, сказал, — приношу свои извинения за то, что посмел усомниться в вашем слове и оскорбил вашу честь. Если вы того желаете, готов принять вызов на дуэль.

Вот уж чего мне точно не нужно — так это дуэли. Мало того что Петр Егорович только что публично извинился, так еще и сама дуэль не имеет смысла. И если бы имела, то мне пришлось бы поднапрячься, чтобы к ней подготовиться. Хотя бы потому, что силы явно не равны. Из пистоля нынешнего я не стрелял никогда, на саблях рубиться не умею, как и шпагой не владею. А Скородубов — боевой офицер.

— Я принимаю ваши извинения, — тоже встав, кивнул я ему. — Дуэли не нужно.

Коротко дернув головой наподобие кивка, Петр Егорович уже гораздо медленнее сел обратно в кресло.

— И как же так получилось, что вы поверили тому проходимцу, что оклеветал Романа? — спросил отец, которого простые извинения не сильно обнадежили.

И далее мы услышали подробную историю о том, что не нужно слепо доверять всем окружающим, которые имеют лишь косвенное отношение к делу. Необходимо опираться на факты, а вот их-то Скородубов толком и не собрал. Привык верить дворянскому слову, от чего и впал в ярость, когда посчитал меня обманщиком. А сейчас вон, сидит, «копытом бьет», так рвется поквитаться с Канарейкиным, что его нагло обманул, да еще и извиняться перед другим аристократом заставил. И это я не только про себя говорю, но еще и про спутника самого Виталия Мстиславовича.

— А мне признаться во всей этой истории интересно взглянуть на саму вашу яхту, — заявила Кристина Уварова, когда Скородубов закончил свой рассказ.

— Да, я бы тоже с удовольствием на нее посмотрела, — поддержала сестру Валентина.

— Да и мы столько слышали о ней, но еще не имели удовольствия лично полюбоваться судном, вызвавшим такую неоднозначную ситуацию, — сказала Анна.

— А ведь я говорила, что Роман не врет, — тихо прошептала в этот момент Анастасия.

Но сидела она рядом, потому я услышал. И кстати, она единственная, кто из Скородубовых не смотрела на меня неприязненно в первые минуты их прибытия.

— Я бы с не меньшим удовольствием удовлетворил ваше любопытство, но неужели вы желаете покинуть наш дом в такую погоду? — кивнул я на окно.

Дождь на улице не прекратился, хотя немного и стих. Теперь вместо мороси лишь водная взвесь в воздухе была, создавая легкий туман.

— Согласна, время для прогулок не самое лучшее, — поддержала меня мама.

Хоть желание посмотреть на яхту у девушек не пропало, зато они переключились на ее обсуждение. И стали заваливать меня вопросами — где я делал ремонт, как судно выглядит теперь изнутри, почему я вообще решился на восстановление яхты. С каждой новой подробностью Петр Егорович лишь больше убеждался, что зря на меня наговаривал. Это было заметно по его лицу. Но в какой-то момент тема яхты себя исчерпала, и гости перешли на другие новости. Мама сумела вновь увести Уваровых в комнату Люды. Петр Егорович, стремясь реабилитироваться в глазах моего отца, принялся рассказывать, как у них на судне один мичман водил за нос весь экипаж почти полгода, заявляя, что холост. А затем выяснилось, что он женат. И все бы ничего, вот только этот мичман успел сговориться с парочкой других сослуживцев о свадьбе с их сестрами, а у кого-то и с дочерями. И в качестве залога надежности соглашения требовал дать ему приданое за невест заранее. Схема у мошенника была проста: заключает предварительный устный договор, затем получает приданое — обычно в деньгах, после чего через несколько дней разыгрывает оскорбленную невинность — что де невесту-то оказывается ему «порченую» подсовывают. Для чего находил «свидетелей». Договоренность расторгается, а деньги остаются у того мичмана — в качестве компенсации. Не