Председатель задумался. Потом фраза за фразой воспроизвёл на листке бумаги гимн Российской Федерации:

Россия — священная наша держава,

Россия — любимая наша страна.

Могучая воля, великая слава —

Твое достоянье на все времена!

Ухмыльнулся и тоже начал править, тщательно выдерживая размер и рифму. Первая строчка: «Россия — ВЕЛИКАЯ наша держава…», нефиг скромничать. Ага, там дальше есть «великая слава», усилим, пусть будет «бессмертная слава». Получилось вызывающе, претенциозно, несколько громоздко по сравнению с оригиналом, выверенным и выскобленным до последней запятой, зато более созвучно революционной эпохе.

Закончив, позвал Еву и продиктовал ей текст, чтоб начертала в архаичном написании «Россiя — вѣликая наша дѣржава» и весь остальной текст.

— Нравится?

— Лёня, а кто это придумал?

— Допустим… я.

— С ума сойти! Не подозревала в тебе таких талантов.

Думаешь, только людей убивать умею, усмехнулся про себя Седов, но вслух шутить не стал.

— Музицированию обучена?

— В какой-то мере. Всё же я — барышня из пристойной семьи.

— Значит, ищи фортепьяно. Споём. А пока пиши приказ Луначарскому: в течение двух недель написать новые правила революционной русской орфографии. Без «ять» и прочих излишеств, я сам ему покажу что выбросить.

— Ты решил исковеркать русский язык⁈

— Что ты, родная! Облагородить, сделать грамматику понятнее для изучения народными массами. Я же о людях должен заботиться или нет?

— О людях… — она переменила тему. — Тут поступило прошение об освобождении царской семьи с позволением им выехать из России.

— Царская семья? Не знаю таких.

— Ну как же! — Евдокия сейчас не поняла, шутит он или имеет в виду нечто особенное. — Отрёкшийся император Николай II с императрицей Александрой Фёдоровной и детишками.

— А-а… Эти? Так после декрета об установлении Советской власти и учреждении Российской республики никакие они не царская семья. Ординарные граждане Романовы. Если бы не отмена сословий, были бы мещане, небогатые городские обыватели, всю роскошь у них ещё при правительстве Львова отжали. Что же касаемо отъезда… У Николая руки не по локоть — по макушку в крови. Его супружница тоже виновата отчасти, слушалась «старца» и прочих не шибко умных советчиков, чьё дурное мнение водила в уши супругу как руководство к действию, детишки вообще не успели нашалить. Но! Уже сейчас полно недовольных новой властью. Романовы за границей объединят монархистов. Нам нужна реставрация монархии? Нет, даже со мной в качестве царя. Хотя… Нет, всё равно — не нужно. Скажу Петерсу, чтоб их охраняли надёжнее. Об этих обломках прошлого на время лучше забыть. Так что прошение не отклонено. Оно оставлено без рассмотрения. Иди уже, ищи рояль!

— Есть рояль… Возможно, дурно настроен. В классе для музицирования благородных девиц.

— Ноты же сумеешь записать? Потом для обработки под оркестр отдадим Чайковскому.

— Так умер Пётр Ильич…

— Какая неприятность! Точно — умер, как я запамятовал? Найдём другого. И без этих… странностей в отношениях с мальчиками.

Забросив дела, бумаги и оставив без аудиенции дюжину посетителей в приёмной, Седов удалился с Евдокией в музыкальную комнату. Хоть имел в прошлой жизни неплохие слух и голос, да и артистизмом не обделён — в кино снимался, довольно сложно было заставить издавать нужные звуки горло Троцкого, к прекрасному никак не приспособленное. Спасибо, что напарница по наитию восполнила неудавшиеся места, подобрала аккорды. Вскоре «Россия — великая наша держава» зазвучала дуэтом, Ева вежливо попросила автора музыки и слов заткнуться в тряпочку, чтоб не портить гимн, и сама его исполнила низким чувственным голосом.

Зазвали матросов свободной от караула смены. Те с восторгом принялись горланить про великую державу, музыка Александрова замечательна тем, что шикарно подходит для хора, даже если хор любительский, и доброй его половине медведь на ухо наступил — этой мелодии всё равно не испортить.

Герб? Что может быть уместнее, чем Георгий Победоносец? Пусть он олицетворяет народ, победивший угнетателей, врагов внешних и внутренних. А однотонное красное полотнище пусть украсится большим белым кругом, в которого и впишем упрощённое графическое начертание мужика с копьём на коне. Трепещите, супостаты!

Конституцию, понятное дело, утвердит Съезд Советов (куда он денется), а символы удостоились отдельного и срочно подписанного Декрета с очень жёсткими датами: разучить гимн и исполнить хору с оркестром Петроградского гарнизона, записать на граммофонные пластинки и распространить по губерниям. Описания и начертание флага и герба поместили газеты.

Под этим флагом и с этим гимном, исполненным перед строем, недели через три или чуть больше революционные полки начнут смертельную атаку под Ригой. Времени мало, но надо, чтоб узнали, чтоб прочувствовали — символ нового свободного мира колышется над головой, а в ушах звенит музыка прекрасной России будущего. За неё и помереть не жалко.

Чувствуя, что ситуация в Петрограде относительно стабильна, председатель позволил себе первую неделю сентября провести в поездках по губернским городам и вплоть до Москвы, выступая о земельной реформе. На митингах рефреном звучало: голосуйте в Советах за партию социалистов Седова, и получите землю. Если же отдадите свой выбор эсерам, фига с маслом вам, а не земля, отобранная в расплывчатую «общенародную собственность». 10 сентября прибыл в Москву, заодно проверив подготовку к переезду, тоже выступил на митинге у Спасской башни Кремля, агитируя за аграрную программу своей партии. В очередной раз ругнулся, что приходится вопить во всё горло. В 1917 году аэропланы летают, радиосвязь имеется с Парижем и Лондоном, субмарины плавают под водой, танки уже появились… А матюгальника, чтоб не рвать глотку на площади, как не было, так и нет. Бонч-Бруевич — подонок, однозначно. Чего тянет кота за хвост?

Злость сорвал на чиновниках Моссовета.

— Почему Красная площадь занята всяким непотребством? Чтоб от Кремля до ГУМа всё было чисто!

— Пардон, до чего? — переспросил московский и, проследив за нервным взмахом руки Седова, догадался. — А, до Верхних торговых рядов.

При царизме площадь, покрытая брусчаткой, содержалась в порядке и чистоте. Местами камень залили асфальтом, положили рельсы, пустили трамвай. Но в короткую эпоху полной анархии, порождённой властью Временного правительства, москвичи моментально загадили это пространство, превратив в стихийный рынок.

— Уберём-с! Не извольте беспокоиться.

По манере изъясняться человечек явно выдавал происхождение из «бывших», переметнувшихся к социалистам. Такие рьяно доказывают лояльность, нет сомнений, площадь будет очищена, и Седов с трибуны мавзолея Ленина примет здесь первый парад Революционной Красной армии…

Чёрт побери, нет же никакого Мавзолея Ленина и не будет, одёрнул себя председатель. Вовку отпели и