Дело в том, что хотя матрица и улетела, когда в лоб этому телу прилетела пуля, в его тонкой биоэнергетической оболочке осталась её копия. Вот мне она передалась. Моя матрица «автоматом» сканирует и считывает всю информацию по объекту. А если учесть, что память дублируется ещё и в нейросеть, то у меня получилось управлять ею сразу. Ну, как же, хм. Попробовать же надо было. Как раз на лбу поотмирало миллионов пять нейронов. Вот их я и попытался восстановить в ускоренном темпе и в ручном режиме, так сказать.

И так, на рыбалку я не ехал, а ехал не на рыбалку, но на Бикин. На Бикин, но не на рыбалку. И не ехал, а летел. Но не на самолёте, а на космическом челноке. На реке и вправду мне очень хорошо думалось и погружалось в… Не знаю куда. Особенно — на Бикине. Не знаю, может коренными народами эта река «намолена», но там я и в самом своём худшем уровне сознания достигал интересных результатов. И там, я точно знал, что-то такое, или кто-то такой обитает. Дух, не дух, тайги, или реки? Бог его знает, кто. Но что-то, или кого-то я даже «видел», своим внутренним взором. Ну, в смысле, не я, конечно, а кто-то из тех «я», которыми случилось быть «первому» я. Первому нашему «танатанафту»[10], хе-хе.

Я решил воспользоваться космическим челноком пришельцев, чтобы побыть одному и соединиться с природой и послушать её. Одно дело тупо медитировать, когда ничего не умеешь, а другое дело, как я сейчас… А трястись четыреста километров до аэродрома, когда их можно преодолеть с комфортом, без шума и пыли — глупо. Причём, связь с челноком тоже осуществлялась не только через плазмоидов, на которых я сейчас повлиять никак не мог, но и через одну из «моих» матриц, оставленную в искусственном интеллекте челнока. Я просто отдал ему команду и челнок уже висел над городом прямо над крышей моего дома-гаража на бухте Тихой. Мне оставалось только выйти на площадку и шагнуть в, хм, снова в «сиреневый туман»? Нет, в серый туман! В серый! Не стану врать! Я и жене не соврал, что лечу на Бикин. Только не самолётом и не с мужиками.

* * *

Меркнет свет в очах, руки в стороны,

Надо мной кружат черны вороны,

Ох, не сдюжу я вьюгу злобную,

Отлетит душа в Станицу загробную.

Загрустил мой конь в белом полюшке,

Без меня ему тоскливо на волюшке,

Так скачи родной, позови друзей,

Приведи жену, приведи детей…

Пусть поставят мне поминальный крест,

Чтоб видать его было всем окрест.

Чтобы легче было мне помирать,

На чужбине в Диком поле лежать.

А весной взойдет буйна травушка,

Да задёрнется небушко тучами,

Помяни меня ты, Русь-Матушка,

Проливными дождями секучими!

Не пристало казаку слезы лить,

Не пристало горевать да тужить,

Напоследок погляжу на коня,

Помолюся — да и будет с меня!

Свет в очах погас, руки в стороны,

Стерегут добычу вещие вороны,

Не мети так зло, вьюга снежная,

Уж отмаялась душа безутешная…[11]

Глава 17

Мужики, которые меня звали на Бикин, улетели в самые верховья за рыбой и за дичью. Браконьерить собирались, ага. Мне же рыба и охота была не нужна, а нужна была тишина, покой и одиночество. Поэтому я выбрал среднее течение реки и один их тех рукавов, по которому никто не плавает на лодках.

Тут надо понимать, что река Бикин похожа на Амазонку. Она тое течёт по равнине и разделяется на множество рукавов и часто меняет судоходный фарватер. Она подмывает в «высокую воду» деревья, которые падают, плывут и скапливаются на крутых поворотах, забивая русло на огромную высоту. Метров на пять семь завалы-заломы бывают.

В небольших заломах делают пропилы для прохода узких деревянных лодок, называемых местными «баты», а большие забиваются камнями и землёй, и русло становится старицей. Вот на один такой рукав, с двух сторон закрытый заломами, я и высадился. До того, чтобы ему стать старицей, рукаву было ещё жить и жить, а потому вода через заломы протекала бодро и журчала отменно. Что мне было и надо.

Мне даже палатка пока была не нужна. Если только дождь пойдёт… Но главное было начать. И я начал сразу по прибытии. Тут было-то полчаса лёта. Пятьсот километров по прямой всего. Ха-ха! Самое смешное, что, похоже, э-э-э, не надо было уходить так далеко от людей и садиться медитировать у текущей реки, ожидая, когда она пронесёт мимо труп моего врага, потому что буквально через пять минут я увидел путь в обратный мир. В мир, где остался «последний». А это было уже кое, что.

Тот мир, в котором находился я сейчас, мне не нравился хотя в нём у меня имелся даже космический челнок, а ещё космическая энергетическая установка, которая без проводов передавала электричество на землю, а тут хоть в любую подстанцию ставь токоприёмник и распределяй электричество по имеющимся сетям. Были тут ещё и «ручные» плазмоиды, с помощью которых можно было тоже много чего всего, но кроме осуществления мобильной связи «последний» их никак не использовал.

А мой первый мир, в котором я родился, куда можно было хоть сейчас шагнуть, мне был по душе. Хоть и ждала меня там война с русской мафией. Э-э-э… В смысле, — с советской. Там же ещё и грузинские воры, и армянские, и просто чеченцы… Салат оливье, млять! Или винегрет с окрошкой⁈ Но про тех я хоть что-то знаю, а про этих масоно-иезуито-банкиров я не знал ничего. Как от них спрятаться? Не думаю, что они надолго поверят в история и моей преждевременной кончине. Я-то, Миша Шелест, живой, кхм, пока. Что же у них здесь в Союзе нерушимом своих «спяще-дремлющих» нет?