Она обняла его в ответ, крепко, как ребёнок обнимает забытого плюшевого мишку после долгих ночных кошмаров. И, уткнувшись носом в его плечо, выдохнула то, что сжигало её изнутри с момента, когда вся эта история приняла такой фантастический оборот:

– То есть… теперь у нас будет ребёнок?

Её голос был тихим, хрупким, как первый весенний лёд на луже. Она сама не знала, боится ли этого больше или уже нет. Вопрос завис в воздухе, натянутый, как канат над пропастью, в которой кишели тысячи сомнений, страхов и абсурдных фантазий.

Павел чуть отстранился, чтобы увидеть её лицо. Его глаза были тёплыми, глубокими, в них не было ни тени насмешки, ни малейшего сомнения. Он медленно, серьёзно кивнул, словно утверждая неоспоримую истину о круглом солнце и мокром дожде:

– Да, Валюша. У нас будет ребёнок. Причём… – он улыбнулся своей самой лукавой, почти мальчишеской улыбкой, – наполовину межгалактический.

Павел сделал паузу, погладил её по волосам так ласково, как будто гладил карту далёких звёздных систем, и добавил с той самой ноткой юмора, без которой, казалось, ему уже было трудно существовать:

– Надеюсь, в школу его всё—таки возьмут. Хотя придётся в графе "национальность" вписывать что—то типа «экспериментальный случай».

Он произнёс это так серьёзно, что Валентина невольно хихикнула. Сначала чуть—чуть, как запертая птичка в клетке собственного шока, а потом громче, заразительнее, пока не почувствовала, как её трясёт от смеха, безумного, освобождающего, как после многолетнего заточения.

Она смеялась, прижимаясь к нему щекой, чувствуя, как уходит из неё вся тяжесть, все страхи, все безнадёжные попытки жить «правильно». Этот смех был чистым, как первый вдох после долгого погружения. Он разрывал на куски страх перед завтрашним днём, перед собой, перед своим телом, перед всей этой головоломкой под названием жизнь.

Павел, обняв её крепче, с какой—то тихой благодарностью в каждом движении, смеялся вместе с ней, тихо, хрипло, ощущая, как этот странный мир, полный безумия, наконец—то принимает их такими, какие они есть: сломанными, смешными, упрямыми и безмерно живыми.

Где—то далеко, в коридоре, всё ещё раздавался счастливый визг Кляпы, перемежающийся хлопаньем дверей и радостными воплями каких—то несчастных мужчин, пойманных в её поле притяжения.

Но здесь, в этой прокуренной комнате с облупленными стенами и провисшей люстрой, в этом небольшом тёплом коконе, который они вдвоём построили из своих объятий, смех был единственным звуком, который имел значение.

И Валентина, впервые за долгие, бесконечные месяцы, почувствовала, что бояться больше нечего. Мир окончательно сошёл с ума – и это, черт возьми, было прекрасно.

Алексей Небоходов

Трамвай отчаяния

Глава 1

Варвара шла по ночному бульвару, где каждый её шаг отдавался странным эхом. Город не хотел отпускать её. Воздух потяжелел и увлажнился, пропитавшись запахом мокрого асфальта и увядающей листвы. Фонари, неярко поблёскивая в тумане, порой мигали, на доли секунды теряя связь с реальностью, а их блеклый свет дробился на сырой земле осколками разбитого стекла.

Она чувствовала себя неуютно, словно что-то следило за ней, скрываясь в тёмных уголках осенних улиц. Тревога нарастала с каждой секундой, и разум то и дело подбрасывал смутные образы того, чего она не могла увидеть, но ощущала всем своим существом.

Вперёд, в полосы тумана, вела дорожка, выложенная старыми истертыми камнями. На её границе, как призрак прошлого, блестели рельсы. Они выглядели заброшенными, покрытыми ржавчиной, местами в трещинах, словно вот-вот должны были исчезнуть вместе с памятью о них. Они выглядели ожившими реликтами, не желавшими сдаваться напору времени. Варвара замедлила шаг, настороженно разглядывая металлические полосы, что уходили вглубь бесконечной ночи.

Едва уловимый скрип болезненно проник в её на удивление ясное сознание, как ржавый нож, вскрывший старую рану. Он был слабым, едва слышным, но неумолимым, как будто приближалось что-то неотвратимое. Варвара неспешно остановилась.

Сердце начало биться быстрее, теряло ритм, отдаваясь в гудящих висках. Она вглядывалась в белый туман, который становился плотнее, обволакивая всё вокруг: деревья, рельсы, здания. Ей казалось, что он движется к ней, как живое существо, ленивое, но настойчивое, и внутри неё нарастало ощущение собственной уязвимости.

Она сделала шаг назад, но ноги отказывались двигаться дальше. Рыхлый гравий под её ногами заскрипел предательски громко. Рельсы звали её к себе, и Варвара невольно подчинилась этому зову.

Она вглядывалась в бескрайнее море тумана, пытаясь понять, откуда исходит это странное, неуместное движение. На мгновение ей показалось, что вдали проскользнула смутная тень – неясный, расплывчатый силуэт. Сердце тут же сжалось. Тень становилась всё чётче, превращаясь во что-то массивное, громоздкое, чудовищное.

Сквозь густую дымку проступали явные очертания старого трамвая. Его облезлый, покрытый грязью бордовый корпус выглядел так, будто пролежал в земле долгие десятилетия. Варвара смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Он был старше всего, что она могла вспомнить, старше даже самого города. Окна были разбиты или мутны от налёта, и в их пустых глазницах отражалась бесконечная тьма. Все это было неправильно, неестественно.

Он остановился с протяжным, рваным скрежетом. Звук выдирал куски из ночи, оставляя ей рваные раны. Варвара почувствовала, как по её спине, от лопаток до самого копчика, спустился ледяной холод. Она хотела повернуться, убежать прочь, но ноги её не слушались. Вдруг её взгляд остановился на кабине водителя.

Там находился человек. Или всё же не совсем человек. Высокий, худой, он сидел за панелью управления, словно слившийся с машиной, одетый в длинную чёрную рясу, напоминавшую одежду священника, но более подходящая для траурной службы.

Лица его не было видно, но глаза прожигали насквозь. Они смотрели прямо на неё, видели её страх, её бесполезную попытку найти укрытие в себе самой. Варвара явственно чувствовала, как её дыхание срывается, сердце бешено колотится, набирая темп. Она больше не могла ни убежать, ни закричать. Вагоновожатый вцепился в неё взглядом так же крепко, как паук хватает жертву.

И вдруг он поднялся на ноги. Движение его было резким, быстрым, отточенным, как у хищника, который знает, что обессилевшая жертва уже не сможет сопротивляться. В его руках был автомат.

Варвара видела, как он замахнулся, и звук удара по стеклу разорвал её сознание. Лобовое стекло разлетелось на тысячи осколков, сверкающих в тусклом свете фонарей вокруг. Они летели в её сторону маленькими звёздами, падающими с неба, и в этот миг она поняла, что не сможет