включился в работу, которая наконец-то уже близилась к завершению. Первым делом занялся подставками для труб. На триста метров канавы нужно было их много — штук двести, если ставить через каждые полтора метра.
Прикинули: делать из глины. Обожженные простоят дольше дерева, не сгниют в первый же год. Мирон сколотил форму из досок, а я набивал ее глиной, трамбовал и ставил сушиться под навесом. Потом все это придется обжигать — морока, конечно, но куда деваться.
Тем временем Мирон с Трофимом и Пронькой вовсю занимались баней. Сруб уже стоял, шла работа с крышей.
Мирон все норовил, как положено, глиной баню обмазать, но я настоял этого не делать. Видать, здесь так принято, чтобы щелей не было.
А я был уверен: такая баня дышать не будет. И внутри штукатурки мне тоже не надо. На меня, конечно, подивились, но недолго.
Баня дышать должна. Если сруб правильно выставлен, да между бревен мох положен как следует — больше ничего и не требуется.
По крайней мере, так сосед в прошлой жизни говаривал, когда я ему в нашей вологодской деревне помогал. Эх, помню, как мы в мае в воду прыгали, когда в половодье Северная Двина из берегов выходит, аж до самого дома вода, будто море…
И здесь, думаю, все работать будет как надо. К черту эту глину на бревнах — только портить.
Печник Ефим, мастер лет пятидесяти, коренастый, с умными глазами, уже вовсю с печью управлялся. Котел на пятнадцать ведер вмонтировал прямо в кладку, ловко орудуя кельмой и уровнем.
— Гриша, глянь-ка, — позвал он меня. — Колосники сюда ставлю, тяга хорошая будет. Дрова хоть сырые пихай — прогорят.
Я одобрительно кивнул:
— Делай, Ефим, как знаешь. Ты тут мастер.
К обеду Аленка с Машкой позвали всех к столу.
Расставили миски с дымящейся картошкой в мундире, положили по куску сала с прослойкой мяса, поставили глиняный кувшин с квасом.
К вечеру закончили с черепицей. Трофим и Пронька слазили с крыши усталые, но довольные. Стояли, разглядывали свою работу. Крыша теперь лежала ладно. Края подрезали аккуратно, на конек медную полосу положили — вода с дождем не попадет.
— Ну вот, и крыша готова, — вытер пот со лба Трофим. — Теперь хоть ливень — внутри сухо будет.
Я кивнул, глядя на темнеющую кровлю бани. Теперь она вместе с домом смотрелась очень здорово. Эти строения заметно выделялись на фоне соседских соломенных крыш.
Завтра Мирон начнет предбанником заниматься. Помещение почти на две сажени вышло. Плотник будет тесом зашивать. Печник Ефим принес глину, начал выводить топку в предбанник.
— Ну ты, Гриня, и учудил, — усмехнулся он. — Не видывал такого. А сейчас гляжу — ладно выходит.
— Конечно, Ефим. Сиди на лавке да подбрасывай дровишки, а угар в баню не идет. И не жарко за огнем сидеть. Одно удовольствие. Ну и зимой тут тепло будет, когда баня топится. В общем, одни плюсы, правда возни побольше.
— Да не особо, Гриня, добре, добре выходит.
Я и про отвод воды не забыл.
Канаву под баней вырыли, глиной обмазали, потом песком с галькой засыпали. Вода из бани будет по ней под горку стекать.
— И откуда у тебя это все? — кивнул дед на баню и дом.
— Не знаю, деда. Ну а что? Надо все по-людски сделать, чтобы нам удобно было. Для себя же стараемся.
Я усмехнулся:
— Вот коровы еще не хватает. Но, думаю, мы ее сей год заводить не станем. Это уж на будущий: скотник поправим да расширим. И купим буренку — пускай Аленка управляется. А пока от Трофима молочка поносим.
— Любо, Гриня! — дед тяжело вздохнул. — Вот бы Матвей, царство небесное, порадовался такому помощнику. Да и матушка твоя…
Он сглотнул и перевел взгляд на небо.
* * *
Днем, на следующий день, ко двору подошел сам Гаврила Трофимыч. Остановился у калитки, кивнул мне:
— Гриша, пойдем-ка, место-то глянем.
Я отложил глиняную подставку, вытер руки о портки.
— Сейчас, атаман, умоюсь да хоть портки сменю.
Сунул за пояс револьвер, проверил нож. Дед с лавки молча проводил нас взглядом. Мы двинулись в сторону оврага. С нами были пластуны: Артемий — здоровяк с медвежьими плечами, Яков-старшина и Захар-следопыт.
Шли не спеша, делая вид, будто просто осматриваем окрестности. Я отметил, какой легкий шаг у пластунов: вроде здоровые мужики шагают, а ни единая веточка под ногой не хрустнет. День стоял ясный, солнце припекало. В воздухе пахло полынью и нагретой землей.
— Вот тут, — показал я на развилке троп. — Здесь волос был натянут.
Захар присел, внимательно оглядел землю.
— Следы видны, — ткнул он пальцем. — Каблук широкий, не наш. И от лошади вот следы.
— Горская кобыла? — спросил Яков.
— Сомневаюсь, — покачал головой следопыт. — Больно аккуратно подкована.
Пошли дальше, вдоль балки. В низине, за поворотом, я заметил темное пятно на земле.
— Костер тут был, — сказал я. — Недавно.
Подошли ближе. В ложбине чернел пепел, еще пахло гарью.
Рядом валялись обгоревшие щепки и клочок холстины. На валежнике — сломанная глиняная кружка.
— Свечу палили, — поднял я кусок застывшего воска.
Атаман нахмурился:
— На варнаков совсем не похоже.
Я отошел к краю оврага, разгреб под кустом сухую листву. Под ней блеснула металлическая крышка.
— Смотрите, казаки.
Артемий лопатой поддел край. Под крышкой оказался неглубокий схрон, а в нем — деревянный ящик. Крышка поддалась не сразу. Внутри рядами лежали завязанные полотняные мешочки и несколько пачек, перевязанных бечевкой.
Атаман наклонился, развязал мешочек — серебро. Рубли зазвенели на ладони. Еще — кредитные билеты, перетянутые и завернутые в бумагу.
— Денег немало, — глухо сказал Гаврила Трофимыч. — И это мне шибко не нравится.
Я лишь пожал плечами: на глаз не скажешь, сколько. Да и считать сейчас не время.
— Так, — атаман коротко кивнул. — Ящик забираем. Про то, что нашли, — молчок. Отпишу наказному атаману сам, тут дело закручивается.
Он, щурясь посмотрел в сторону тракта:
— Думаю, к нам из секретной части штаба какой чин скоро приедет.
— Давай, братцы, все обратно закопаем, как было, кроме самого ящика. К вечеру пост поставим и глянем, кто придет.
А я, переваривая услышанное в голове подумал, что секретные части или канцелярии сейчас выполняют роль, которую в будущем возьмет на себя контрразведка.
Мы аккуратно засыпали тайник, разровняли землю, сверху набросали сушняка и листьев. Возвращались молча: ситуация складывалась совсем уж непонятная.
К вечеру мы снова были на месте. Спрятались в кустах на склоне оврага и сидели тихо. Солнце садилось, тени вытягивались. Вскоре послышался скрип колес и цоканье копыт.
Из-за поворота выехала подвода. Остановилась. Парень спрыгнул и