— О, Господи…

Клячин демонстративно вздохнул, легко спрыгнул с кровати, вернул валявшийся ботинок на его законное место, на ногу, и прошелся по комнате, изучая внимательным взглядом обстановку. Надо признать, присутствие Клячина ощущалась как-то по-особому. Он словно заполнил всю комнату. Из-за этого мне начало казаться, будто воздуха в спальне слишком мало.

— Все мы, дорогая Марта, актеры в первую очередь, не так ли? Но, скажу тебе откровенно, твоя игра слишком фальшивая. Не дотягиваешь. Ты бы хоть, не знаю… Чехова почитала. Полезная штука для нашей с тобой собачьей жизни. Но суть не в этом. — Клячин сделал небольшой круг, резко остановился и снова посмотрел на Марту. — Твоя пьеса подходит к концу, а ты никак это не поймешь. Тебя, уж прости, со дня на день либо гестапо прихватит за ягодицы, либо — англичане грохнут по-тихому. Ты стала не просто бесполезной. Ты стала лишней. Об архиве британцы всё знают. Ты этот архив проворонила. Зачем им оставлять тебя в живых? Действительно даже маешь, что они помогут тебе перебраться в Лондон? Серьезно? Ну это даже не смешно. Твоя польза га сегодняшний день равна нулю. А ты все кружишь, кружишь… Надеешься выкружить спасение своей жалкой, никчемной жизни. Марта, это даже как-то некрасиво, честное слово. Ты почитай русскую классику. Почитай. Героиня Достоевского, например, уже бы руки на себя наложила, как приличная женщина. Муж погиб, сын погиб, а тебе все неймётся. Ради чего жить собираешься, милая?

Марта возмущенно открыла рот, собираясь, видимо, ответить Клячину какой-нибудь грубостью, но он совершенно по-хамски повернулся к немке спиной и заговорил с нами. Имею в виду, со мной и Марком. Снова по-русски.

— У вас, Алексей, проблемы. Ты же в курсе, да? Твой юный друг, беспризорник… У него неприятности.

Сердце упало куда-то в пятки. Не от страха, от внезапности поворота, куда свернула наша беседа. Я ожидал от дяди Коли чего угодно, но только не разговоров о Подкидыше. Откуда он, черт возьми, это знает⁈

— Что с Ванькой? Это ты, да? Ты⁈ — голос Марка прозвучал резко, как удар хлыста.

Бернес сделал шаг вперед, сжимая кулаки. Я не успел описать ему всю ситуацию с Подкидышем и он решил, что моя фраза:«Подкидыш в беде» относится к Клячину.

— Ты сейчас сделаешь ещё одно движение и я тебя покалечу, — Совершенно спокойно ответил дядя Коля.– Очень надеюсь, тебе не придет в голову идиотская мысль кидаться в драку.

Клячин вообще был каким-то очень непривычным. С одной стороны я видел его эту волчью жестокость, которая никуда не делась, но с другой… Что-то изменилось в бывшем чекисте. Что-то на глубинном уровне.

Клячин посмотрел на меня, потом снова удостоил вниманием Марка.

— Его взяли. Вашего парня. Профессионально. Попался пацан на банальной привязанности. Хреново вас учил Шипко. Очень хреново. Тот, кто руководит операцией, — старый знакомый Подкидыша. Вор по кличке Финн. Как вообще можно было распускать слюни и идти на контакт с человеком, который знает его настоящее имя и настоящую биографию? Как можно было поверить в случайности подобной встречи? Не понимаю…Первое, что должен был сделать пацан, отчитаться руководителю группы и прибить возникшего из небытия знакомого. Глупость и сентиментальность вашего дружка поставила под удар вас всех.

Клячин громко хмыкнул и пожал плечами.

— Алексей, что происходит? — Тихонечко подала голос Марта.

Я посмотрел на нее, испытывая легкое чувство сожаления. Если дядя Коля совершенно не скрываясь, вот так, нагло и откровенно, появился в доме немки, если он по сути выдал свою личность, спокойно говорит о секретной школе, упоминает Марка и Шипко, значит…Значит судьба Марты предрешена. Клячин пришел к выводу, что ее нужно ликвидировать, как лишний элемент.

— Фрау Книппер, поговорим потом. — я ответил я, не зная, что еще можно сказать в подобной ситуации.

Затем снова переключился на Клячина. Шагнул к нему, забыв о всякой осторожности. Ярость, страх за Подкидыша и некоторая беспомощность клокотали во мне, требуя выхода.

— Где он? Ты знаешь? — тихо спросил я, глядя дяде Коле прямо в глаза. Расстояние между нами сократилось до полуметра. Я чувствовал, как бывший чекист исходится самодовольством. А значит, он пришел не только для того, чтоб сообщить мне, что я и без него знаю. — Ты проследил за Финном? Видел, где он держит Подкидыша. Уверен. Ты для того и явился, да? Чтоб торговаться.

— Возможно, — Клячин принял мой взгляд совершенно спокойно. Даже бровью не повел. — А что ты предложишь взамен этой информации? Свою преданную дружбу? Прости, но я в нее не верю. Да и не особо это ценный предмет.

В этот момент в моей голове что-то щелкнуло. План, безумный и отчаянный, родился мгновенно. Финн хочет архив. Клячин хочет архив и драгоценности. Уверен, дядя Коля прекрасно понимает, что бумаги отца у меня. Но я ему их не отдам. Я их вообще никому не отдам. И тем не менее, есть решение, которое, уверен, устроит Клячина.

— Драгоценности, — выдохнул я. — Все камни из шкатулки отца. Они твои. Помоги мне спасти Ваньку.

В комнате повисла тишина. Даже Марта перестала всхлипывать. Она не совсем понимала, о чем идет речь, но общее напряжение, стоявшее в комнате, прекрасно считывала.

Клячин медленно расплылся улыбкой и поднял одну бровь.

— Интересно. А архив?

— Архив не тронь. Он не будет ни твоим, ни тем более британцев. Я его уничтожил.

Искреннее удивление мелькнуло в глазах Клячина. Он изучающе вглядывался в мое лицо, ища ложь или игру.

— Уничтожил? — переспросил дядя Коля с легким недоумением. — Компромат, способный расшатать устои самого Советского Союза? Ту самую информацию, ради которой мы все здесь оказались? Ты решил сыграть в бога, Алексей?

— Я решил, что эти бумаги — проклятие! Они убили моего отца, они преследуют меня, и теперь из-за них может умереть Ванька! Я не позволю этому случиться. Драгоценности бери. Они тебе нужны для твоей спокойной жизни здесь. Или не здесь. Забирай камни и вали на все четыре стороны. С ними ты сможешь прекрасно устроиться в любой стране мира. Я бы советовал другой континент. Поверь, это очень достойный совет, который ты скоро оценишь. Помоги мне спасти Ваньку.

Клячин задумался. Он отвернулся, прошелся к окну, отодвинул край занавески посмотрел на пустынную улицу.

Конечно, уверен, дядя Коля не поверил, что я уничтожил архив. Тем более, я его пока и не уничтожил. Врал самым