Теперь его слова я повторял про себя как мантру, особенно когда тело просило поблажек, а график тренировок и учёбы их не допускал.

Мысли сами собой вернулись к недавнему разговору с Ершовым. Он ждал меня как раз после одного из осмотров в лазарете, у выхода. Стоял, прислонившись к стене, и курил, словно оказался там абсолютно случайно.

— Ну что, как здоровье? — Бросил он вместо приветствия.

— Помаленьку, товарищ капитан. Встаю в строй.

— И это хорошо, — кивнул Ершов. — А то командование чуть ли не истерику закатило: знаменитый курсант едва не отдал концы в какой-то уличной потасовке.

Он произнёс это с привычной едкой усмешкой, но в его глазах читалось что-то другое, чему я не смог дать тогда точное определение.

— С Грачёвым вопрос закрыт, — перевёл он тему. — Окончательно. Так что можешь выбросить его из головы.

Я промолчал, ожидая продолжения. Ершов докурил папиросу, раздавил о ботинок и подошёл ближе.

— Он никуда не денется. Улик хватает, плюс кое-какие… деликатные моменты из его прошлого всплыли. Теперь это не твоя забота. Понимаешь меня?

Я хмыкнул и кивнул. А что тут скажешь? Повторять, что это всё и раньше было не моей заботой, а все мои действия — это меры, чтобы обезопасить себя и своих близких — не вижу смысла. Тем временем Ершов продолжил:

— Что касается твоих проблем в училище… Я поговорил с нужными людьми. Твоё… самоуправство… сочли извинительными обстоятельствами. Будь ты другим курсантом, могли бы и более суровые меры принять, а так… Твои прежние заслуги и моя рекомендация сыграли свою роль. Так что считай, что тебе повезло. Второго такого шанса не будет.

Он не стал уточнять, что это были за «разговоры» и кто эти «нужные люди». В системе, частью которой был Ершов, такие вещи решались тихо, за закрытыми дверями. Но я понял главное: мне больше не надо оглядываться на возможные неприятности со стороны руководства училища.

Сказав это, Ершов развернулся и ушёл, оставив меня наедине со своими мыслями. Что ж, на одну проблему стало меньше, и это не может не радовать. Что касается подробностей дела Грачёва… Возможно, это и правда лишняя информация для меня. Мне хватает и других проблем, о которых нужно переживать. Например, предстоящие экзамены.

— Эй, Серёга, ты вообще с нами? — Окликнул меня Кольцов, оборачиваясь. Его нога уже полностью зажила, но он продолжал по привычке едва заметно прихрамывать при ходьбе. — О чём задумался? Выглядишь так, будто на плаху идёшь.

Я вздрогнул, вынырнув из воспоминаний, и слегка улыбнулся.

— Да так, Андрей. Думаю, как бы эти зачёты благополучно сдать и наконец-то в отпуск отправиться. А то, говорят, кто не сдаст, всё лето здесь будет красить заборы и полоть клумбы.

Зотов, шедший впереди, мрачно хмыкнул, не оборачиваясь:

— Да уж, сачковать не получится. Зуб даю, у Михалыча по конструкции двигателей будет дополнительная контрольная. Он же видел, как я вчера на практическом занятии с карбюратором мучился.

— А я слышал, — подхватил другой парень, — что после экзаменов наш курс на субботник определили. Кое-где в казармах штукатурка сыпется, надо ремонтировать. Командование сказало, что мы должны своими силами сдюжить, по-комсомольски.

Общее разочарование вылилось в коллективный стон. Мысли о летнем отпуске, о Москве, о Кате, о речке и лесе вдруг упёрлось в суровую реальность: сессия, а потом ещё и общественно полезный труд. Таков был ритм жизни у курсантов: учёба, дисциплина, работа. Личное было строго по расписанию, если оставались силы.

— Ничего, — бодро сказал Кольцов, — быстренько всё сдадим и так же быстренько за штукатурку. Главное, чтобы к седьмому числу всё закончилось. А там, на поезд и…

Я мысленно с ним согласился. Перспектива провести тридцать суток вне стен училища, дома, грела душу. Но сначала предстояло преодолеть этот непростой отрезок пути.

Мы дошли до широкой двустворчатой двери, над которой красовалась скромная табличка: «Ленинская комната». Отсюда доносился негромкий гул голосов. Мы вошли и увидели, что помещение уже было наполнено курсантами, рассаживающимися по стульям, расставленными рядами перед небольшим импровизированным помостом.

Взгляд автоматически скользнул по собравшимся и наткнулся на знакомый силуэт у стены. Орлов. Он стоял, прислонившись плечом к стене, и о чём-то тихо разговаривал с одним из инструкторов. Заметив мой взгляд, он коротко, почти незаметно кивнул. Я ответил тем же. Никаких лишних слов, никаких эмоций. Таков был наш стиль общения в стенах училища. Общее пережитое пекло накрепко связало нас, но выставлять это напоказ ни он, ни я не собирались. Орлов вернулся к разговору, ну а я с ребятами нашёл свободные места у окна и направился к ним.

Мы расселись и стали ждать начала лекции. Глядя в окно, я снова вернулся мыслями к разговору с Ершовым. «Он никуда не денется» — из уст капитана звучало уверенно. Но в глубине души шевелился червячок сомнения.

Ещё в прошлой жизни я видел, как устроена жизнь. Преступление и наказание… Да, они должны идти рука об руку. В книгах, в кино, в лозунгах, на плакатах оно так и есть. Но в реальной жизни между ними часто лежала пропасть, заполненная блатом, связями, деньгами, умелыми адвокатами и закрытыми договорённостями.

Грачёв не был простым уголовником; за ним стояли интересы людей, которые крутились в верхах системы. А сам он был лишь одним из винтиков, пусть и запачканным. Может, его и вправду упрячут надолго. А может, через полгода он выйдет «по состоянию здоровья» или благодаря «образцовому поведению» и «раскаянию».

Но я гнал эти мысли прочь. Ершов, при всей его двойственности, не стал бы врать в таком деле. Слишком уж много сил он вложил в эту операцию. Для него дело Грачёва стало вопросом профессиональной чести. Да и улики были серьёзные. Не думаю, что дело просто «замнут», и влиятельные покровители смогут вырвать его из цепких рук конторы.

Я мысленно пожелал капитану удачи в этом подковёрном сражении. Пусть хоть в этом случае неминуемое наказание настигнет того, кто его действительно заслужил.

— Ну что, страдальцы, — раздался рядом голос Зотова, прерывая мой внутренний монолог. — Готовы внимать про важность политучёбы в свете решений последнего пленума.

— А ты что, против? — поддел его Кольцов.

— Да я хоть… — начал было возмущаться Зотов, но, увидев, как Кольцов давится смехом, махнул