Наши взгляды встретились. В его потухших глазах снова вспыхнул огонь лютой ненависти. Его лицо исказила злобная гримаса, губы беззвучно шевельнулись, будто он собирался что-то сказать.

Вот его корёжит. Видать, не понравилось, что его, такого важного и влиятельного, переиграл в открытую какой-то курсант-юнец. Снова. Представляю, как его бесит, что его замысел разбился вдребезги, да и сам он теперь арестант. А слабость и бессилие наверняка только подлили масла в огонь его злобы.

Я растянул рот в широкой, дерзкой улыбке, какая только нашлась в моём арсенале, и помахал ему рукой. Легонько, по-дружески. Как старому доброму приятелю.

Эффект был мгновенным. Грачев дернулся вперед, словно хотел броситься на меня, забыв про конвоиров. Его лицо побагровело, жилы на шее вздулись. Но милиционеры были начеку. Они резко одернули его, заломили руки сильнее, заставив Грачёва вскрикнуть от боли. Он зашипел что-то, брызгая слюной, но его уже грубо развернули и поволокли к автозаку.

— Что за ребячество, Сергей? — сверху раздался сухой голос Ершова. Он стоял рядом, наблюдая сцену и всем своим видом выражая неодобрение.

Я пожал плечами, тут же пожалев об этом жесте — боль прострелила плечо.

— Вы не спешили, — сказал я, глядя на него снизу вверх.

Ершов хмыкнул. Он достал пачку папирос, выбил одну и прикурил. Дым струйкой поплыл по воздуху.

— Откуда ты вообще знал, что мы приедем? — спросил он после затяжки, изучая меня прищуренным взглядом. — Рисковал ты знатно. И проиграл бы, не подоспей мы.

Я дотронулся до повязки над правым ухом, врачи уже успели обработать рану. Я поморщился от боли.

— Врач сказал, тебе повезло, — заметил Ершов, отслеживая моё движение. — Удар пришелся вскользь. Кость цела. Иначе… могло быть гораздо хуже.

Видимо, я всё же успел чуть увернуться. Но вслух я сказал другое:

— Что касается вашего приезда… Я сам вас к этому подтолкнул. Помните, в автобусе? А потом… я срисовал вашего человека.

Лицо Ершова вытянулось. Он резко выдохнул дым.

— Какого человека? — спросил он слишком спокойно.

— Да-да, — кивнул я, — ваш уборщик. Или кто он там. В училище. Правда, сначала я подумал, что это человек Грачёва. Но потом, возле той телефонной будки у госпиталя, он прокололся. Я не сразу его признал, но когда снова увидел в училище, сопоставил фигуру, движения… Он слегка подволакивает левую ногу. Так себе агент, если честно. Слишком заметный.

Ершов кисло поморщился. Он швырнул окурок на землю и раздавил его каблуком ботинка.

— Какой нашёлся, — проговорил он мрачно. — Но по поводу человека Грачёва ты был не так уж далёк от истины. У него в училище был человек. Но не уборщик.

Я вопросительно поднял бровь. Ершов отрицательно покачал головой, отрезая дальнейшие расспросы.

— Не скажу. Это закрытая информация.

Я пожал плечами. Не так уж и важно. Главное, шпиона схватили. Я полез за пазуху и вытащил записную книжку Орлова.

— Вот, держите, — я протянул её Ершову. — Здесь много интересного. Счета, схемы, имена. В том числе мелькает информация о чиновниках повыше, которые давали ему задания. Косвенно, но след прослеживается. — Я посмотрел Ершову прямо в глаза. — Там и про ограбление моего отца есть информация.

Впервые за всё время нашего знакомства я увидел на каменном лице капитана отчетливую вспышку волнения. Что-то мелькнуло в его глазах. Азарт охотника, который получил долгожданный след? Тревога? Эмоция мелькнула и мгновенно исчезла. Но я успел это увидеть.

— Благодарю, — сказал он коротко, забирая книгу из моих рук. Он быстро пролистал несколько страниц, его взгляд скользил по строчкам. Потом он так же быстро сунул её во внутренний карман своего серого плаща. — Это… пригодится.

— Что с ним будет? — я мотнул головой в сторону автозака, где уже захлопнулись тяжелые двери. Мотор заурчал, готовый к отъезду.

Ершов проследил за машиной и задумчиво проговорил:

— Допросим по всем правилам. А потом… — он развел руками, — … будет видно. Суд. Следствие. У него связи, это факт. Но с такими уликами… — Он похлопал по карману с книжкой. — … будет сложно вывернуться. Главное, тебя и твою семью он точно не побеспокоит больше. Этого не допустим.

Я невесело хмыкнул. Его слова «будет видно» и «сложно вывернуться» звучали не слишком обнадеживающе. Я посмотрел куда-то вдаль, за пустырь, где горели редкие огни города.

— Надеюсь, — проговорил я задумчиво, — что «ситуация» не сложится таким образом, что Михаил Валерьянович выйдет из воды сухим, как ни в чём не бывало. В нашей жизни преступление и наказание часто существуют порознь. Особенно когда на доске появляются фигуры побольше.

Ершов не ответил. Он снова посмотрел на автозак, который начинал медленно двигаться по пыльной дороге, увозя Грачева и его шайку. Потом я услышал его тяжелый вздох. Глубокий, усталый.

Капитан ничего не ответил, но этот вздох говорил сам за себя. Не всё было так просто. Не всё зависело только от буквы закона.

Я задрал голову и посмотрел вверх. Над Волгоградом повисло низкое, серое, сплошь затянутое тяжелыми тучами небо. Как бы там ни было, но эта грязная и опасная история закончилась.

Теперь можно выдохнуть и сосредоточиться на том, для чего я сюда и попал — на учебе, на небе, на космосе. Без этих изматывающих шпионских игр. Просто учиться и летать.

Глава 12

Я шагал по длинному коридору училища, стараясь попасть в ритм общего шага. Впереди, негромко расговаривая,

шла группа моих однокурсников: Зотов, Кольцов и ещё пара ребят. Их разговор о предстоящих зачётах доносился до меня обрывками, но я почти не вслушивался, погруженный в собственные мысли.

Прошло уже больше месяца с того дня на пустыре. Месяц, который вместил в себя выписку из госпиталя, долгие, нудные процедуры и упорное возвращение к нормальной форме. Тело, к счастью, заживало ударными темпами. Рёбра больше не ныли при каждом глубоком вдохе, а на месте раны над ухом остался лишь розовый, слегка продолговатый рубец.

Но последствия той драки давали о себе знать иначе — быстрой утомляемостью, иногда лёгким головокружением, если резко вставал. Врач в госпитале предупредил, что мне необходимо беречь себя, если я хочу продолжить летать. А я мысленно добавил