— Он тяжелый, — сказал я, и мой спокойный голос прозвучал в наступившей тишине неестественно громко. Я перевел взгляд с самородка на Михея, который все еще стоял, как громом пораженный. — Спасибо, Михей. Ты глазастый.

Я подошел к нему и вложил самородок в его руки. Тот отшатнулся, едва не выронив сокровище.

— Не-не, Петрович, ты что! Это ж общее! — пролепетал он.

— Общее, — согласился я. — Но нашел его ты.

Я повернулся к замершей артели.

— Слушайте все! — я повысил голос так, чтобы слышно было даже на дальнем конце поляны. — Этот самородок — наша общая удача. Он пойдет в казну артели, как и все остальное золото. Но человек, который его нашел, не останется без награды.

Я сделал паузу, ловя на себе десятки жадных, вопрошающих взглядов.

— Любой, кто найдет самородок, получит премию. Лично себе, в руки. Пять процентов от его стоимости.

Снова тишина. Они переваривали. Пять процентов. От стоимости этого монстра. Это были не просто деньги. Это были безумные, немыслимые деньги. Больше, чем они могли заработать за всю свою жизнь.

— Михей, — я снова повернулся к нему. — Когда мы продадим этот камень, ты получишь свою долю. Как и каждый, кто тоже найдет самородок. А пока… — я улыбнулся, — прими поздравления. Ты сегодня стал богатым человеком.

И тут случилось то, чего я не ожидал. Первым к Михею подошел Семён. Он молча, с уважением посмотрел на него, потом на самородок, и хлопнул по плечу.

— Ну, брат, везучий ты.

За ним подошел Тимоха, потом Петруха. Они не смотрели на Михея с завистью. Они смотрели на него с надеждой. Потому что я только что показал им, что на его месте мог оказаться любой из них. Я дал им мечту. Осязаемую, реальную, золотую мечту. Я превратил слепую удачу в законную возможность для каждого.

Рев, который поднялся после этого, был уже другим. Это был не просто восторг от найденного золота. Это был рев преданности. Они орали, хлопали Михея по спине, жали ему руку. Они радовались не только за него. Они радовались за себя, за свою артель, за своего командира, который установил такой справедливый, такой понятный закон.

Я отошел в сторону, оставив их праздновать. Ко мне подошел Игнат.

— Хитро, командир, — глухо сказал он, глядя на ликующую толпу. — Очень хитро. Ты только что купил их всех. С потрохами. За их же собственные деньги.

— Я не купил их, Игнат, — поправил я, глядя на счастливое, растерянное лицо Михея. — Я дал им то, чего у них никогда не было и чего не купишь ни за какие деньги. Справедливость. И надежду.

Праздник был недолгим. Он схлынул, как весенний паводок, оставив после себя гул в ушах и тревожное, илистое чувство на дне души. Я смотрел, как мои артельщики, буквально только что были готовы разорвать друг друга за право коснуться золота, а теперь с братским уважением хлопают по плечу растерянного Михея. Я погасил пожар зависти, залив его бензином надежды.

Вечером, когда эйфория сменилась сытой усталостью, я собрал свой совет в конторе. Игнат, Степан, Елизар.

На столе, на куске чистой холстины, лежал он. Самородок. В тусклом свете сальной свечи он не блестел, а скорее впитывал свет, казался сгустком застывшей тьмы, из которой пробивалось внутреннее, маслянистое сияние. Он был пугающе жив.

— Красив, чертяка, — первым нарушил тишину Степан, но в его голосе не было восхищения. Была трезвая оценка ювелира, разглядывающего проклятый бриллиант. — За такой иное имение купить можно.

— И умереть по дороге к этому имению, — глухо добавил Игнат, не сводя глаз с камня. — Такая штука притягивает к себе смерть, как падаль — ворон. Слух о нем дойдет до Рябова раньше, чем мы успеем его спрятать.

— Он уже дошел, — подал голос Елизар. — Пока вы тут плясали, мой Фома на дальнем дозоре был. Видел дымок в лесу. Один. Там, где дымку быть не положено. Кто-то сидел и смотрел. Ждал. А потом передал сигнал.

Внутри у меня все похолодело. Они уже здесь. Рябовские ищейки. Они не ушли. Они наблюдали. И они видели все. Видели, как мы нашли самородок. Видели, как ликовала артель. Они слышали этот рев, донесшийся до них через лес, и прекрасно поняли, что он означает.

— Значит, они знают, — констатировал я очевидное.

Я подошел к ящику, где теперь хранились камни, и вытащил из-под него доску. Под ней был второй тайник, о котором знал только я. В нем лежала пачка ассигнаций, вырученных Елизаром. Наш военный бюджет.

— Вот деньги. Много, — сказал я Игнату. — Твоя задача — найти людей. Не работяг. Солдат. Отставных, списанных по ранению, без дела — неважно. Главное, чтобы они умели держать в руках ружье и знали, что такое приказ. Обещай им хорошее жалованье, кров и еду. Нам нужно минимум десять человек. Десять штыков.

Игнат взял деньги, и его глаза загорелись холодным огнем. Это была задача по его душе. Не торговать, не прятаться, а формировать боевое подразделение.

— И второе, — продолжал я. — Оружие. Не два ружья, а десять. Лучше — больше. Винтовки, штуцеры — все, что сможешь найти. Порох, свинец. Если нужно, давай взятки. Покупай у армейских каптенармусов, у кого угодно. Мне нужен арсенал.

— Но, командир, это займет время, — трезво заметил Игнат. — Неделю, не меньше. А они могут напасть в любую ночь.

— Знаю. Поэтому, ты пойдешь только послезавтра. А завтра мы будем делать ближнюю линию обороны. А пока тебя не будет, мы будем играть в спектакле. Мы покажем им то, что они хотят видеть — страх и растерянность.

Ночь после находки самородка стала первым боевым дежурством. Я разделил всех мужчин, включая Степана и себя, на смены. По два часа каждый. Мы не просто сидели у костра. Мы заняли позиции по периметру, в темноте, с заряженными ружьями, сливаясь с лесом. Я показал им, как не смотреть в одну точку, а сканировать местность, Елизар объяснял как слушать лес, как отличать треск ветки под лапой зверя от шага человека.

Эта ночь изменила все. Артельщики, еще вчера бывшие