Проснувшись, Влад почувствовал голод. Он вынул из холодильника борщ, сваренный его наложницей, и подогрел себе полную косушку. Он настоялся и был божественен. Подрезав зелень, он положил в косушку ложку сметаны и сдобрил все черным перцем из мельницы. Потом добавил пару зубчиков чеснока и нарезал бородинского хлеба, намазав его горчицей. Навернув борщ, он почувствовал малую толику счастья. Он преимущественно питался в столовых. А там не до жиру. Правда, пытались держать планку, но все равно не домашнее. В это время вернулась Мира Цой, его наложница-кореянка, и тут же приготовила чай. Иногда она подрабатывала преподаванием языков, которых знала чуть ли не пять из восточной группы, чтобы высылать деньги семье на обучение братьев. Влад ей это разрешил, зная, что он всегда в разъездах, и девочке надо чем-то себя занять. Сидеть сиднем и ничего не делать — непродуктивно. Жалование она получала от Юсуповых, но Влад и сам мог ее содержать. Просто пока не было повода об этом поговорить.

Мира спросила о Титыче — она к нему привыкла, и тот ее милостиво простил за все ее ошибки в содержании. Она просто никогда не видела таких огромных и требовательных котов. Но они поняли друг друга и жили душа в душу. Титыч к ней подлизался, и ее сердце дрогнуло. С тех пор Титыч не знал отказа ни в чем. Влад честно рассказал ей об операции и о том, что сейчас собирается забрать кота из бокса.

В ветклинике на Влада странно посмотрели девушки из приемной. Не придав этому значения, он прошел в хирургию, где его встретил знакомый хирург и проводил в отделение с послеоперационными боксами. Он увидел Титыча, который подозрительно озирался. Влад открыл бокс и взял Титыча на руки. Здоровый котяра, как будто испугавшись чего-то, прижался всем телом к Владу. Тот расплатился на посту приема за аренду операционной и бригады и сунул кота в переноску. Идти было совсем немного.

Дома Мира накормила Титыча, и тот захрапел, как дизель в Заполярье, на кровати у наложницы. Влад, успокоившись, принял душ и пошел изучать то, что ему попало в руки, рассчитывая просидеть еще пару часов, прежде чем отойти ко сну.

С утра он вошел в рабочий режим — ему поручили диагностику сложных случаев в Петербурге. Он тут же поехал на Николаевский вокзал на Каланчевке. Скоростной поезд доставил его в Питер за три часа. При выходе из Московского вокзала он получил сообщение с номером машины, которая его ждала. К его удивлению, ожидала машина из клиники имени Скворцова-Степанова. Обычно психиатры не просили дополнительного диагноза. Они обходились своими методиками. И потом, Минздрав категорически запретил оперировать мозг шизофреникам. Только по разрешению консилиума. Ну, ладно, посмотрим, что психиатры приготовили, — подумал Влад. Он вспомнил байку, как психиатрическую больницу назвали именем не врача. Говорили, что директор Института переливания крови Малиновский (он же Богданов), получив широкие полномочия от канцлера Юсупова, организовал больницу для душевнобольных, которую возглавил его знакомец по политической борьбе, Иван Иванович Скворцов. Степанов же был его писательским псевдонимом. Скворцов не был врачом, но обладал талантом организатора и неуемной настойчивостью и первым перевел «Капитал» Карла Маркса на русский язык. Но потом революционный угар стих, и Иван Иванович остался руководителем психиатрической больницы в тогдашней столице. Юсупов же, узнав, что именно он перевел «Капитал», хмыкнул и оставил Скворцова на должности, сказав, что для перевода такой ахинеи нужно иметь незаурядную настойчивость и железный зад. Такие люди и могут организовать лечение душевнобольных. Ушел из жизни Скворцов рано, заболев малярией в Сочи. Тогда там был не курорт, и болота брали свою дань жизнями. Так больница и стала памятником не врачу, а организатору здравоохранения страны с репутацией бывшего революционера. Да и Малиновский когда-то был революционером, что не помешало Юсупову назначить его директором института крови, потом переименованного в институт переливания крови, ставшего столпом науки о крови и разработавшего методики переливания, хранения и разделения крови по фракциям, что спасло немало жизней в Великую войну. Именно он создал институт донорства, который и сейчас пользовался славой. Быть донором стало не только почетно, но и нормально. Почти все граждане становились донорами крови, а студентам и малоимущим это помогало в учебе, так как деньги платили всегда. Богатые отказывались от денег, но это позволяло бедным выплачивать чуть больше. И многие считали, что они побратимы по крови. Это был один из скрепов Империи. Сам Император дважды в год сдавал кровь, как и вся его семья. У него и его сына была редкая — четвертая группа резус отрицательный. В этом было что-то мистическое и сакральное.

Приехав в больницу, он направился к главврачу. Иннокентий Аполлинариевич Ястржембский, помимо зубодробительной фамилии, обладал выправкой гвардейца, так как был военным медиком, но не воспринимал службу как синекуру. Он был строг и справедлив, как это понимают военные, и требовал службу почти как по уставу. Работой он это не называл. Он служил людям и обществу. Пережив лихорадку Западного Нила, его списали из армии и назначили сюда. И он стоически исполнял обязанности. Обращался он по старинке.

— Доктор Вольф! Слава Всевышнему, вы приехали вовремя! Я так понимаю, вы прямо с вокзала. Не ищите гостиницу, у нас есть гостевые апартаменты, не хуже «Астории». И кормят лучше. Все по ГОСТу. А не то, что повара с французскими фамилиями придумают, понапихают всякое говно, и нате вам — несварение желудка. А у нас все по предписанию диетолога и продукты наисвежайшие. Изволите сразу посмотреть больных или на после обеда оставим?

— Иннокентий Аполлинариевич, давайте сразу посмотрим, что у вас стряслось, а потом пообедаем и обсудим результаты.

— Вы прямо как ваш дед — сразу быка за рога и в стойло. Уважаю. Не будем откладывать. Не часто нам Минздрав такого спеца присылает. О вас вся столица говорит. Рад лично познакомиться.

— Мне нужен халат и помыть руки. Все-таки я с дороги, — сказал Влад.

— Все будет. Не извольте беспокоиться.

Когда они прошли в процедурную, привели первого пациента. Влад, взяв карту, сразу просмотрел ее. Ничего необычного. Синдром Кандинского-Клерамбо. Кто-то ходит его ногами и говорит его ртом. Знакомая картина. Аура больного была кривой со всполохами красного. В двух подполях — коричневый цвет. Он взял больного за руку и поддал немного электричества в его ауру.