Игнат остался один. Перестав грести, он схватил лук и быстро расстрелял оставшиеся стрелы. Ни в кого не попал — стрелок, похоже, он был неважный. Лодку прибило к отмели другого берега, где уже ждали казаки. Игнат выпрыгнул на песок, размахивая ножом.

— Не подходите! — прохрипел он.

Но казаки уже окружили его, наставив сабли. Игнат метнулся к ближайшему, размахивая лезвием; тот отскочил; второй, глядя на это, ударил Игната саблей по голове. Она прошла вскользь, но Игнат пошатнулся, обливаясь кровью, нож выпал. Игнат свалился на четвереньки, пытался подняться, но тут сабля пронзила ему грудь, окончив его земной жизненный путь.

Тела убитых бандитов погрузили в лодку и привезли на другой берег, к Савве.

Сотник мрачно осмотрел убитых.

— Жаль, что живых нет… Но делать нечего. Повезли их к Ермаку.

И казаки пошли обратно к стругам.

* * *

…- Савва возвращается! — крикнули со стены.

Я пошел на пристань. Туда уже спешили атаман Ермак и другие.

— Ну что? — спросил Ермак, когда нос переднего струга ткнулся в пристань.

Савва Болдырев тяжело спрыгнул на берег и снял шапку.

— Поймали. Только не живыми вышло. На берег их положить?

— Нет, не надо, — ответил Ермак, забрался на струг и подошел к четырем лежащим на палубе телам.

Четверо мужиков в лохмотьях, с грязными всклокоченными волосами и бородами. На первый взгляд — обычные бродяги.

— Сопротивлялись? — Ермак присел на корточки возле мёртвых, вглядываясь в их лица убитых.

— Как бешеные, — кивнул Савва.

— Жаль, что не удалось взять живыми, — сказал Ермак и посмотрел реку. — Очень жаль.

— Они понимали, что с ними будет потом. Решили, что лучше смерть в бою, чем в руках вогулов.

— Что есть, то есть, — сказал Ермак. — Поплыли к вогулам, покажем им поджигателей. Пусть тот охранник, которого ранили, поглядит. Савва, ты с нами. Максим, тоже собирайся. И Матвей, Алып и Ефим-переводчик.

Путь до стойбища вогулов занимал полдня — вверх по Иртышу, потом по притоку.

— Максим, — окликнул меня Савва. — Чего притих?

— Да так, — ответил я. — Думаю обо всяком.

— Чего тут думать! — сказал Савва. — Действовать надо!

Берега в отдалении от Кашлыка становились всё более дикими. Деревья подступали к самой воде, образуя тёмные, почти непроходимые заросли. Где-то там жили вогулы — маленький, но гордый народ, поклоняющийся духам леса и рек. Мы их не трогали, они нас тоже. Хрупкое равновесие, которое чуть не нарушил поджог священной рощи.

Скоро мы увидели поднимающийся над лесом поднимался столб серого дыма — стойбище было близко.

На берегу нас ждали. Человек тридцать воинов-вогулов в меховых одеждах, с луками и копьями. Во главе — Торум-Пек, которого я уже несколько раз видел.

Ермак первым спрыгнул на берег, поднял руку в знак мира.

— Здрав будь, Торум-Пек. Привёз тебе тех, кто рощу жёг.

Вождь молча смотрел на атамана, его маленькие чёрные глаза пристально следили за нами.

— Показывайте.

Казаки вынесли тела на берег и уложили в ряд. Вогулы обступили их полукругом, переговариваясь на своём языке.

— Прикажи принести раненого с рощи, — спросил Ермак. — Пусть посмотрит, они ли приходили.

Торум-Пек что-то сказал одному из воинов, тот убежал, и через несколько минут на чем-то вроде носилок принесли молодого раненого вогула. Он был бледен, но держался.

Посмотрев на тела, он что-то произнес на своем языке.

— Это они, — перевел Ефим. — Он их хорошо запомнил.

— Кто это? — спросил Торум-Пек у Ермака.

— Какие-то бродяги, — пожал плечами атаман. — Мы поспешили за ними вниз по реке. Хотели поймать живыми и поговорить, но те кинулись в драку. Решили, что лучше умрут, сдадутся.

— Жаль, мы бы узнали, кто их послал. Не сами же они это придумали, — сказал вождь.

— Татары это, кто же еще, — произнес Ермак. — И так понятно.

— Доказательств этому нет, — ответил Торум-Пек. — Мы не можем без них объявить Кучума врагом. Если б хоть один из них был живой…

Ермак искоса посмотрел на Савву. Тот опустил взгляд.

Торум-Пек долго молчал, глядя на мёртвых поджигателей. Потом повернулся к Ермаку:

— Ты сдержал слово, казак. Нашёл виновных. Войны не будет.

Весь берег облегченно выдохнул. Войны не хотелось никому — ни нам, ни вогулам. И она завершилась, не начавшись. Отлично.

— Но духов надо успокоить, — сказал Торум-Пек. — Пойдёмте в рощу.

Священная роща находилась неподалёку. Теперь от неё остались лишь обгоревшие стволы вековых кедров, торчавшие, как страшные чёрные пальцы. Запах гари ещё стоял в воздухе.

Старейшины начали готовиться к ритуалу. Принесли берестяные туесы с мёдом, вяленую рыбу, яркие ткани. Всё это сложили перед большим чуром — главным идолом рощи, которому было не меньше трёхсот лет.

Алып подошел к Ермаку и начал что-то шептать ему на ухо.

— Мы тоже должны принести дары, — кивнул Ермак. — Я понял.

Казаки принесли со стругов несколько ножей и пару топоров.

Шаман вогулов — уже другой, не Кум-Яхор — начал петь. Голос у него оказался сильным, гортанным. Он обходил по кругу обгоревшие деревья, выкрикивая заклинания. Другие вогулы вторили, и песнь получалась странной, завораживающей, даже мурашки по коже бежали.

Шаман подошёл к дарам, полил их маслом из глиняного сосуда и поджёг. Пламя взметнулось вверх. Как я понимаю, это был священный огонь примирения.

— Вина снята с казаков, — громко сказал Торум-Пек. — Вина лежит на мёртвых. Духи успокоены.

Ермак кивнул.

— Благодарю за мудрость, Торум-Пек. Мир сохранён.

Назад мы плыли в сумерках. Иртыш был тих, лишь рыба изредка всплескивала. Шли разговоры.

— Жаль, что не узнали, чьи это люди, — вздыхал Савва, чувствуя свою вину. — Вогулы бы к нам союзом стали.

— Станут, — сказал Мещеряк. — Но ещё не время. Они осторожные, выждут, кто сильнее.

— А мы и будем сильнее, — мрачно сказал Ермак.

Я промолчал. Нас было всего четыреста против всей Сибири, хотя мы держались.

Кашлык показался из-за поворота: деревянные стены, факелы. Это наш дом, наша крепость в чужой земле.

— Мир с вогулами! — крикнул кто-то, когда струги ткнулись в пристань.

— Слава атаману! — так же громко ответили со стены.

Глава 14

* * *

Лесная ставка Кучума стояла в глубине глухих сибирских дебрей, где густой ельник подступал к самому берегу извилистой речушки. Шатры хана раскинулись на небольшой поляне, со всех сторон охраняемой вооружёнными людьми. Вечерний дым костров тянулся сквозь хвойные кроны, а ветер доносил запах конины и овечьего жира. В воздухе висело тяжёлое напряжение: вести из были тревожны. Неудачи множились одна за другой.

В главном шатре, обитым