— Какие ещё слова? — я покосился на неё.

— Ну, может, зашифрован текст. Допустим, адрес, где его держат. Он же не мог прямо написать: «Я здесь». Похитители увидели бы.

— Ты хочешь сказать, что он прямо специально шифровал? — почесал я затылок. — Сомневаюсь я, что Шульгин в шифрах разбирается.

— А вдруг азбука Морзе? — не унималась Оксана. — Смотри: вот линии, они похожи на тире. А вот прямоугольник — может быть точкой. Нет?

— Хм… не похоже, — пробормотал я.

— Или… — она наклонилась ближе к листу. — Может, это вообще план здания. Этажи, коридоры. Он мог нарисовать, как выглядит место, где его держат.

— Версия рабочая, — согласился я. — Но как по таким палочкам и квадратикам найти это здание?

Уже была ночь. Усталые, с покрасневшими глазами, мы в который раз пересматривали эти распечатки. Кофе тянули один за другим. Послание Шульгина оставалось загадкой. Чем больше мы таращились на эти линии и каракули, тем сильнее кружилась голова, и тем безнадёжнее казалось, что мы что-то упустили.

Дверь вдруг распахнулась, и в кабинет буквально ввалился Мордюков. В спортивном костюме, со скрепкой вместо язычка молнии и в стоптанных кроссовках. Непривычно было видеть его без формы, но в последние дни он, похоже, и домой не заходил. Сутками торчал на работе, руководил поисками лично. Надо отдать должное: за отдел он держался насмерть.

— Сидите, чаи гоняете опять, — проворчал он, устало присаживаясь на край стола.

Это не было упрёком. Так, скорее, вместо приветствия, привычное бурчание человека, который прекрасно понимал: мы работаем, думаем. Он сам выглядел так, будто постарел лет на пять разом. Плечи опустились, глаза тусклые, волосы на висках словно побелели ещё больше.

— Пришли результаты, — сказал он негромко. — Кровь на пуговицах — Колина.

Кобра резко выдохнула, будто удар получила.

— Чёрт…

А потом подняла глаза, и в них блеснуло что-то упрямое:

— С другой стороны, это значит, что он ещё жив. У нас есть надежда.

Мы молчали. Мордюков заметил, что мы уставились на стену, где висели фотографии с каракулями. Нахмурился.

— А вы что это тут рассматриваете? — он подошёл ближе. — Карту города рисуете, что ли? На песке?

— Какую ещё карту города? — насторожилась Оксана.

— Ну как же, — он ткнул пальцем в распечатку. — Вот это ж Знаменский переулок. Он один такой, кривой, по дуге идёт. А вот это улица Чкалова. Она тут как раз обрывается. Несуразно выглядит, но ясно же видно. У меня там бабка жила. А это… — он задержал взгляд на прямоугольнике, — какие-то постройки.

— Это карта города⁈ — в один голос воскликнули мы с Оксаной.

— Ну, не всего города, — поправил он. — Старая его часть. Район этот я знаю. А вы где вообще это взяли?

Мы переглянулись, и впервые за эти дни в груди приятно ёкнуло — надежда.

— Семён Алексеевич! — Кобра вскочила, глаза её засветились. — Да вы гений! Я вас готова расцеловать!

Я усмехнулся:

— Никогда не думал, что так скажу, но я тоже.

— Максим, полегче. А ты, Оксана Геннадьевна, целуй, раз обещала, — хитро прищурился Мордюков.

— Потом как-нибудь, — тут же отмахнулась она, но всё-таки с улыбкой. — Не время.

Я подошел вплотную к стене с фотографиями, внимательно разглядывая схему. В памяти всплыло что-то знакомое. Где-то я уже это видел. Да что тут…

Точно! Вспомнил!

— У нас мало времени, Семён Алексеевич. Я, кажется, знаю, где держат Колю.

Глава 11

— И где же? — уставился на меня Мордюков.

Выглядел он сейчас не как важный начальник, а как обычный уставший мужик. А уж о том, что он когда-то был Семой-стажёром, можно было и не вспоминать вовсе.

— Есть один доктор психологических наук. Некий Ландер, — сказал я.

А про себя думал — и как сразу не догадался? Ну ничего, мы успеем ещё их всех опередить, обязательно успеем.

— Ландер? Что за птица такая? И при чём тут профессор, когда речь о похищении сотрудника? — шеф, надергавшись, мыслил медленно. Как паровозный тормоз.

— Сами посудите: кто-то же ведь работает над людьми, опыты ставит… Не дилетант, а человек с базой знаний. Ни одно официальное исследовательское учреждение у нас на подобное не решилось бы. Запрещено законом. А вот какой-то двинутый учёный — такой мог запросто.

— Бред сумасшедшего, а не версия, — буркнул Семён Алексеевич. — Кино какое-то.

— Вот именно, — сказал я. — Такого и в кино не всегда встретишь. Я у него однажды был. У Ландера. На консультации.

— Какого чёрта? — нахмурился Мордюков. — У мозгоправа?

— Паук мне дал его адрес. Который следователь.

— И? — вопросительно глядел Мордюков.

— Так вот, он тогда сказал: «Сходи, поговори с неким профессором, он когда-то консультировал Следственный комитет по психопатам, кое-что знает». Я и пошёл — не на сессию, туда ещё попади, а за советом. В кабинете у него заметил любопытную литературу. Тогда не придал значения, а теперь всё сходится: книжки про внушаемость, управление психикой, про то, как ломать волю и воздействовать на человека. Я тогда подумал, мало ли у учёных причуд.

Я подошёл к стене, ткнул пальцем в распечатку.

— Вот этот квадратик. Видите? Это небольшое здание — как раз и есть офис Ландера. Его, получается, Коля и хотел обозначить.

Мордюков хмыкнул, почесал затылок.

— Ну что, значит, туда и направляемся. Немедленно.

— Правильно, — согласился я. — Уверен, что Шульгин там.

— Я тогда попробую организовать поддержку. Но сами знаете, это без санкции… Ух. Если ошибемся, у нас будут проблемы.

Он быстро глянул на нас, будто хотел постращать, но тут же уткнул взгляд в ботинки.

— Не ошибемся, — перебил я. — Коля в опасности. Каждая секунда дорога. Лучше подпишите нам рапорт на выдачу пары автоматов из КХО дежурки. И скажем вот как: получили оперативную информацию, решили проверить. А дверь, мол, была открыта. Это ведь не жилище, а офис. Под каким угодно предлогом можем зайти. Если есть железные основания полагать, что там ведется преступная деятельность — а они у нас есть.

Шеф опять запыхтел, как старый чайник.

— Это потом адвокатам и прокурору скажи… Ладно, добро, — сдался Семён