— Егор Андреевич. Задание полностью выполнено. Докладываю как на духу.

Я крепко, от всей души пожал ему руку, глядя в его усталые, но светящиеся счастьем и гордостью глаза:

— Ты настоящий герой, Григорий Александрович. Герой труда и прогресса. Ты и вся твоя замечательная команда.

Савелий Кузьмич медленно, с трудом слез следом с повозки, еле держась на подкашивающихся ногах от усталости:

— Домой… Мне срочно нужно домой, к любимой жене, в свою мягкую тёплую постель, — пробормотал он охрипшим голосом. — Хватит с меня этого сурового Урала на всю мою оставшуюся долгую жизнь, честное слово.

Я от души рассмеялся, хлопая старого мастера по натруженному плечу:

— Отдыхай, Савелий Кузьмич, сколько душе угодно. Ты это честно заслужил своим трудом. Пару дней полноценного отдыха за казённый счёт, а там посмотрим, что дальше.

Вечером я собрал всю вернувшуюся команду у себя дома, устроил настоящий праздничный пир в их заслуженную честь. Маша вместе с заботливой Агафьей Петровной приготовили полный стол разнообразных вкусных угощений. Мы долго сидели за столом, ели, пили хорошее вино, живо делились яркими историями и впечатлениями о пережитом.

Григорий увлечённо рассказывал про множество курьёзных случаев на Урале, про легендарное упрямство консервативных местных мастеров, про то, как кузнец в итоге стал их самым верным и ценным союзником и теперь сам с энтузиазмом обучает молодых рабочих правильной работе с чудесными пневматическими молотами.

Савелий Кузьмич ворчливо жаловался на холодное уральское лето, на пронизывающие ветра, на то, что тамошние печи топятся плохо и совсем не греют как следует. Но тут же с гордостью добавлял, что местные талантливые мастера, когда наконец как следует разобрались в тонкостях устройства паровых машин, стали сами предлагать свои интересные технические улучшения, и некоторые их практичные идеи оказались действительно очень дельными и полезными.

Глава 12

Пока моя экспедиция была на Урале, ко мне пришла очередная идея. Письма от них шли мучительно долго — недели тряски в почтовых каретах, зависимость от размытых дорог, смены лошадей и настроения ямщиков. В двадцать первом веке я привык к мгновенному обмену информацией: нажал кнопку — и сообщение на другом конце света. Здесь же информационный вакуум давил на нервы, заставляя чувствовать себя слепым и глухим.

Я вспомнил, как в той, прошлой жизни читал о войнах начала девятнадцатого века. Приказы передавались курьерами на лошадях — по несколько дней в пути. Генералы узнавали о движениях противника через шпионов и разведчиков — информация приходила с опозданием, часто уже устаревшая и бесполезная. Координация между армейскими корпусами была примитивной. Один фланг мог разбить врага, а другой не узнать об этом до следующего дня, а то и недели.

Я ходил по двору, вертя в руках кусок медной проволоки, оставшейся после экспериментов с лампами, и думал. Связь. Нам нужна быстрая связь. Не голуби, не курьеры, загоняющие лошадей, а что-то принципиально иное.

Электрический телеграф.

В моей родной истории Шиллинг продемонстрирует свой электромагнитный телеграф только в 1832 году. Морзе запатентует свою азбуку ещё позже. Сейчас на дворе 1808-й. Но у меня есть преимущество — я знаю, что это «возможно». Я знаю принципы. Электромагнетизм, гальванический ток, замыкание цепи.

Захар, шедший следом за мной к дому, чуть не налетел на меня, когда я резко остановился посреди двора:

— Барин? Что-то случилось?

— Захар, — медленно проговорил я, поворачиваясь к нему. — Скажи, как долго идёт курьер из Тулы в Москву? С срочным донесением?

Он задумался, почёсывая затылок:

— По хорошей дороге, если погода не подведёт и лошади быстрые — пол дня, может и день. А если распутица или снег — то и несколько дней можно трястись. Почему спрашиваете?

— А если бы можно было передать это донесение мгновенно? — я пристально посмотрел на него. — За минуты, а не за дни?

Захар нахмурился, явно пытаясь понять, не шучу ли я:

— Как это — мгновенно? Разве что птицей почтовой, но её ещё поймать надо, и не факт, что долетит…

— Не птицей, — покачал я головой, и в голове уже начинали формироваться первые наброски плана. — Электричеством. Позови-ка мне, Николая.

* * *

Николай Фёдоров застал меня в кабинете за столом. Я лихорадочно перелистывал страницы, делал пометки на листах бумаги, чертил схемы.

— Егор Андреевич? — осторожно позвал он из дверного проёма. — Вы меня вызывали?

— Входи, Николай, входи, — махнул я рукой, не отрываясь от записей. — Садись. Мне нужна твоя помощь. Серьёзная помощь.

Он прошёл в кабинет, устроился в кресле напротив, положил свою неизменную папку на колени.

— Слушаю вас внимательно.

Я отложил перо.

— Николай, скажи мне честно — ты веришь в то, что я делаю? В мои изобретения, в мои идеи?

Он моргнул, явно не ожидая такого вопроса:

— Разумеется, верю, Егор Андреевич. Я видел паровые машины, пьезоэлектрические замки, механические лампы. Видел, как работает клиника Ричарда. Всё это реально, всё это работает. Как я могу не верить?

— Хорошо, — кивнул я. — Тогда выслушай меня до конца и не перебивай. То, что я сейчас скажу, покажется тебе безумием. Но я прошу — просто выслушай.

Николай выпрямился в кресле, приготовившись слушать.

Я сделал глубокий вдох:

— Я хочу создать устройство, которое позволит передавать сообщения из Тулы в Москву мгновенно. За секунды, а не за дни. Устройство, которое изменит всю систему связи в Российской империи. Телеграф. Электрический телеграф.

Николай молчал, переваривая услышанное. Я видел, как в его глазах борются недоверие и привычка доверять моим словам.

— Как это возможно? — наконец выдавил он.

Я поднялся из-за стола, начал ходить по кабинету:

— Электричество — это, когда некоторые металлы, погружённые в кислоту, создают электрический ток. Вольтов столб — это источник постоянного электрического тока. Простейшая батарея. Если взять медную и цинковую пластины, погрузить их в раствор кислоты и соединить проводником — по нему потечёт электрический ток.

— Честно говоря, ничего не понятно, Егор Андреевич, — Николай нахмурился. — Допустим, это так и есть. И как это поможет передавать сообщения?

Я остановился у окна, глядя на оживлённую улицу:

— Представь себе длинный медный провод. Очень длинный —