«Охотники Смерти» никого не уважали, ни с кем не считались. Преподаватели и ректор терпели их исключительно потому, что это был последний год обучения. Ну и еще, все пятеро относились к узкому кругу дворянской верхушки, считавшейся элитой. Избалованные дети могущественных родителей.

Я подошел вплотную, выбрал условного лидера. В подобных компаниях всегда есть главный заводила. Потом, не говоря ни слова, взял со стола стакан с компотом и медленно, глядя вожаку в глаза, вылил содержимое на голову его дружка, сидевшего рядом.

Все вокруг замерли. Строганов, расположившийся с подносом за соседним столом, побледнел и начал лихорадочно жестикулировать, мол, «Уходи, Оболенский! Тебе кранты!».

— Ты охренел⁈ — Мрачно поинтересовался лидер «Охотников», поднимаясь на ноги.

— Охренел? — холодно переспросил я, мысленно смакуя новое слово. Хорошо звучит. Ярко. — Да, есть такое. Мне не нравится твое лицо. Оно слишком глупое. И дышишь ты слишком громко. Мешаешь мне.

Вид у смертных стал такой, будто я им явил настоящее чудо. Рты открылись, а глаза полезли на лоб.

Но уже в следующую секунду лидера «Охотников» буквально затрясло от ярости. Его товарищи тоже встали с мест, окружив меня. Назревала драка, чего я, собственно говоря, и добивался. Мне нужны были определенные эмоции, яркие и взрывные. Декан же сказал, что нельзя разрушать. А насчёт мордобоя речи не было.

— А ну, проси прощения, сопляк, пока мы тебя на кусочки не порвали! — Рявкнул «охотник».

Я почувствовал, как внутри закипает знакомая ярость. Да! Вот оно! Презрение к этим ничтожествам. Желание стереть их в пыль. Я сконцентрировался, пытаясь направить волну гнева, вывести ее наружу, как в архиве.

Но… ничего не произошло. Ни вспышки, ни гула, ни знакомого холода Тьмы. Только пульсирующая в висках досада.

Вожак компании качнулся в мою сторону, занося кулак для удара. Некромантия некромантией, но применять Силу он побоялся. За такое можно и с последнего курса вылететь. Даже родительские связи не помогут.

Я, не задумываясь, увернулся, поймал его руку на залом, качнул на себя, а потом со всей дури всадил «охотника» лбом в стол. Он громко «крякнул» и сполз на пол.

Второго, который бросился на помощь, резко и очень точно ударил прямо в солнечное сплетение. Этот сложился пополам, издавая булькающие звуки.

Я стоял и хмуро смотрел на троих оставшихся, которые замерли в нерешительности. Во мне не было ни капли столь желанной злости. Только разочарование. Скука. Нудная, рутинная драка с заурядными смертными. Никакой Силы. Никакой Тьмы. Ну что за гадство⁈

— Осечка… — хмуро бросил я противникам прямо в лицо, а затем, раздвинув ошеломленную троицу, промаршировал к столу, за которым сидел Никита.

Плюхнулся на стул, раздражённо подвинул к себе его нетронутое жаркое и машинально принялся есть. При этом усердно соображал, как еще можно вывести себя самого на эмоции. Вариант с дракой, вообще-то, казался мне достаточно надёжным.

— Это же Оболенский…

— Тот самый, ага. Не связывайтесь с ним…

— Оболенский, он как Берсерк. То нормальный ходит, то будто дьявол в него вселяется…

Обрывки фраз доносились со всех сторон, но я на них не обращал внимания. Тут назрела проблема посерьезнее. Моя Тьма снова затихла, а до практического зачета осталось меньше суток.

Следующая попытка вызвать свои же эмоции вышла еще более нелепой. Я решил попробовать действовать от обратного. Отправился в библиотеку, нашел самый тихий, самый удаленный зал и уселся там, пытаясь медитировать. В Империи Вечной Ночи у меня получалось достаточно неплохо погружаться в созерцание Бездны, черпая оттуда силу.

По итогу, через пять минут медитации я резко вскинулся, разбуженный собственным храпом. Тело Сергея требовало банального отдыха, поэтому процесс погружения в свой внутренний мир оно приняло за возможность дневного сна.

Потом я попробовал смотреть на себя в зеркало, пытаясь разозлиться на собственное жалкое отражение. Однако вид очкастого задохлика в дорогом костюме вызывал только горькую усмешку.

Я вышел в парк, походил. Затем отправился к краю той самой пропасти, которая образовалась на месте архива. Попытался представить алхимика, которые продолжал возиться под развалинами. Может, это он оказал на меня такое влияние? Может, моя Тьма всколыхнулась, почуяв родную тваринушку. Но и этот опыт оказался бесполезным. Ни-че-го! Вообще. Даже отдалённого отголоска не уловил.

Похоже, та вспышка была случайностью. Неуправляемым выбросом, спровоцированным непонятно чем.

Убийственно разочарованный, я побрел обратно в главный корпус, проклиная отца с его идиотским завещанием, Десятый мир с его недоделанным магическим фоном и свое нынешнее беспомощное состояние.

Именно в этот крайне неподходящий момент, когда я пребывал в наипоганейшем расположении духа, на пути мне попалась она. Княжна Муравьева. Мы с ней столкнулись лбами. Буквально.

Я, не глядя по сторонам, поворачивал за угол, а она — выворачивала из-за угла. Анастасия резко отшатнулась, я сделал то же самое.

Княжна была одна, не в окружении подружек. В руках у нее виднелись книги. Карие глаза с золотистыми искорками смотрели прямо на меня. На этот раз в них не было прежнего ледяного равнодушия. В них читалось… любопытство. Холодное, аналитическое, но неоспоримое.

— Оболенский, — произнесла Муравьева. Ее голос был ровным, спокойным.

Я кивнул:

— Княжна.

Следующие несколько секунд мы стояли в неловком молчании. Она изучала меня. Мой новый костюм. Мое лицо. Я хмуро наблюдал за девушкой. Именно сегодня у меня не было желания с ней препираться. Но она, как назло, не торопилась освободить дорогу.

— Похоже, слухи о вашем… ночном приключении, не преувеличены, — наконец сказала Анастасия. — Ты выглядишь иначе… не так как раньше.

— Меняются обстоятельства, меняются люди, — ответил я.

— Или люди меняют обстоятельства, — парировала она. — То, что вы сделали с товарищами… Глупо. Безрассудно. Но… требует определенной смелости. Или отчаяния.

— Я не отчаивался. Не льсти себе, думая, будто отлично разбираешься в окружающих. Особенно, не допускай огромную ошибку, решив, будто ты очень хорошо разбираешься во мне. Поверь, правда тебя очень сильно удивит.

Уголки губ княжны дрогнули в едва заметной улыбке.

— Интересно. Твой ответ на экзамене, эта… история с архивом… Ты становишься загадкой, Оболенский. А я страсть как люблю их разгадывать.

Княжна бросила на меня последний оценивающий взгляд, кивнула и пошла дальше, по своим делам.

И вот тогда, глядя ей вслед, поняв, что ее равнодушие сменилось интересом, я вдруг снова почувствовал это. Тот самый, слабый, едва уловимый, но неоспоримый импульс. Не вспышка, как в архиве, а только легкая дрожь, пробежавшая по телу. Словно спящий дракон на мгновение приоткрыл веко.

— Любопытно… — протянул я, прислушиваясь к собственным ощущениям.

Похоже,