помню, что где-то класса с восьмого я завёл традицию: перед олимпиадой не завтракать, зато уже на самом туре, после первой «взятой» задачи, съесть маленькую шоколадку. Верилось мне тогда, что это подстёгивает работу мозга. Шоколадки эти я заготавливал заранее — в основном, из новогодних подарков, на олимпиаду привозил уже развёрнутыми, чтоб не шуршать фольгой. Тут вспомнил про это за пару дней до выезда, решил основать традицию на пару лет пораньше и распотрошил свои запасы — шоколадки, правда, не нашлось, но была «Пальма» — это такой советский суррогат под стыдливым наименованием «сладкая плитка». Исходил из того, что сахара в них одинаково, а что ещё от неё требуется? Но съесть всё равно не смог: стоило только почувствовать вкус, как чуть не вывернуло, пришлось спешно выплёвывать в кулак. Обедать и подавно не стал, выпросил у столовских тёток только стакан крепкого сладкого чая отдельно.

Сдался я первым из своей аудитории, и, как выяснилось, напрасно: пока ждал сбора команды, успел наслушаться всякого от Раисы Ивановны. Она, оказывается, пребывала в полной уверенности, что я полез наверх исключительно из хулиганских соображений и — цитата — «дурацкой бравады». Больше того, даже в первый раз нам нечего было и думать пробираться через дым, «воспитанные дети» должны дисциплинированно сидеть и ждать, пока взрослые их вытащат. Поначалу я попытался приводить какие-то рациональные аргументы, но быстро сдался и тупо ждал хоть какого-то изменения обстановки, не обращая на бесконечное «бу-бу-бу» никакого внимания.

Потом было единодушное «Не-е-е-ет!», с которым мы всей нашей «погорельческой» бандой дружно отказались от экскурсии — всем очень хотелось спать, а меня так и вовсе после «обеда», даже такого редуцированного, как мой, начало мутить. Несильно, но, блин, неуклонно, так что, кататься сколько-то там часов по городу в тряском автобусе… увольте.

На ночёвку всех погорельцев привезли в гостиницу Урал, поскольку интернат для проживания стал решительно непригоден, а что-то новое, судя по всему, подобрать не успели. Всю нашу группу поселили более-менее компактно, только меня одного затолкали на другой этаж даже, в номер к двум посторонним мужикам. Но мне и тут свезло — один оказался из Кедрового, другой — из соседнего района, и оба были шапочно знакомы с моим отцом, так что, меня тут же попытались накормить, от чего я решительно отказался, и уложили спать, пообещав отзвониться к нам домой с кратким пересказом моих приключений.

На следующее утро я еле встал. Хорошо, заранее договорился с командировочными, чтоб они меня подняли, поскольку никто из сопровождающих моей побудкой не озаботился. Финал вообще провёл будто в тумане, помню только, как старательно перекатывал условия, чтобы порешать их потом, дома, и всё боялся записи где-то забыть или сдать вместе с работой. Точнее, вместо работы: состояние было настолько мутным, что ни малейших иллюзий я не строил и изначально даже не собирался что-то решать и сдавать. Однако, когда всё «запланированное» было сделано, времени, по ощущениям, осталось ещё навалом. Не идти же опять к Раисе? Поразглядывав недолго окружающую обстановку, я как-то случайно зацепился взглядом за свои каракули, заинтересовался сначала одной задачей, потом другой… в итоге, что-то там понаписал и сдавал вполне пристойную стопку листов, мимолётно посетовав про себя на чёртов пожар — без него явно отстрелялся бы получше. Понятно, что сколько-то серьёзного результата показать я бы и в нормальном состоянии не смог, так это и не обязательно: олимпиада у меня первая, рассчитывать на победу было бы наглостью. Не в этот раз.

На разбор наши сопровождающие дамы (районовская тоже «нашлась») оставаться не захотели, пришлось сразу после сдачи работ тащиться на автовокзал, поскольку на обратную дорогу «спонсор» автобусом нас не осчастливил. Нытьё Раисы началось в трамвае, продолжилось на вокзале и в автобусе, и я сам не поверил, что сумел не сорваться, когда сопровождающие вышли, даже не дотянув остаток команды — меня и ту самую девчонку из десятки — до конечной. Мы вообще остались вдвоём в автобусе после Химзавода, даже удивительно — там вообще-то народу немного живёт, самый населённый микрорайон у нас Семь Камней, потом Порт. А тут надо же — два человека всего.

Кто и как встречал в Кедровом — я толком и не понял. Первой, ясно, увидел маму, дёрнулся к ней, обнял, уткнулся лицом в холодное пальто. Вспомнил, отстранился чуть-чуть:

— Мама, там ещё девочка одна из команды, Марина. Ей, наверное, тоже в Порт — она в десятке учится. Вы на машине?

Мама погладила меня по голове:

— Мы на машине. И её тоже вон встречают уже, не беспокойся. Поехали домой.

Потом — провал. Только когда меня разбудили возле дома, обратил внимание, что машина не папина — Волга, старая двадцатьчетвёрка, но не такси, чёрная. Мелькнула ленивая мысль: «Неужели папе на работе наконец-то выделили легковую?» — но этот проблеск сознания был последним в этот день.

Глава 11

Проснувшись, я некоторое время лежал с закрытыми глазами, мысленно ощупывая себя с головы до ног. Результатом остался вполне удовлетворён — все нормально, ничего не болит, здоров. Только жрать хотелось, как из пушки — совершенно неудивительно, двое суток, считай, ничего не ел!

По-прежнему настороженно прислушиваясь к себе, спустил ноги на пол, но ничего примечательного не произошло. Как был, в трусах (кстати, убей, не помню, как раздевался) вышел из комнаты в коридор, намереваясь устроить инспекцию кухни насчёт пожрать, и не без удивления обнаружил маму перед зеркалом. В моей новой куртке. Вот на ней-то дутыш сидел идеально! В принципе, мы с мамой как раз в это время почти сравнялись по габаритам, и, к примеру, её лыжный экип и ботинки я подрезал без малейшего зазрения совести, так что, удивляться тому, что куртка ей подошла, не приходилось. Странно было то, что она вообще её надела — зачем, спрашивается? Ведь куртка моя!

И тут я-старый понял: это всё мысли меня-мелкого. Ребёнка, для которого эта куртка была… ну, если не счастьем жизни, то предметом очень, очень вожделенным. Так ведь не только для меня — а мама чем хуже? У неё-то детство — в послевоенной уральской деревне — было ещё в тыщу раз беднее моего, какие там импортные куртки? Уверен, им тогда и моё сгоревшее пальто показалось бы тяжёлым люксом. Пока ещё не сгорело. Тем более — женщина, и молодая же ещё совсем! Понятно, хочется покрасоваться. И цвет ей идёт, и по размеру — тютелька в тютельку!

Так и сказал.