Штандартенфюрер почувствовал, как дрогнуло и резко упало вниз сердце. Краков… Польша… Тридцать первое августа. Ровно за день до того, как планируется операция «Консервы». Совпадение? Очень не похоже на то. Неужели Геббельс действительно замешан в чем-то противоправном?

— Вы понимаете, что говорите, Витцке? — тихо прошипел Мюллер, его глаза сузились до щелочек. — Вы понимаете, что это может означать?

— Я говорю то, что вижу, герр штандартенфюрер, — парировал Витцке с подобранной долей смиренной неуверенности. — Возможно, это ничего не значит. Черновик секретаря. Или… кто-то в доме рейхсминистра упражнялся в подделке его подписи и штампа для каких-то своих целей. Но ваше чутье… оно ведь всегда вас выручало. И еще один момент…

Мюллер молчал, сканируя взглядом Алексея. Внешне штандартенфюрер казался совершенно спокойным, но в его голове, на самом деле, вихрем проносились мысли. С одной стороны очень нерадостные, а с другой…

Да, упустить предательство прямо под носом — это плохо. Если Геббельс в чем-то замешан, первый, кто получит нагоняй — это Мюллер. За свою излишнюю самоуверенность. Штандартенфюрер буквально на днях отчитался Гиммлеру, что у него все под контролем. Внутренняя система слежки работает отлично.

Но с другой стороны… Если именно Мюллер раскроет личину предателя… Да еще такого уровня…

— И что же еще произошло? — Ровным тоном поинтересовался Генрих.

— За обедом, — продолжил Витцке, — фрау Магда была странно возбуждена. Она обратилась к Ирбису по имени «Виктор». Я сначала не понял, но когда мы вернулись домой… мой друг, он был в ужасе. Он рассказал мне, что фрау Геббельс, по слухам, в молодости была близка с неким Виктором Арлазоровым, еврейским философом и политическим деятелем. И она, видимо, увидела в Ирбисе его призрак. Вы ведь знаете, что Ирбис — румын. Тёмные волосы, темные глаза, тонкие черты лица… Вполне возможно, типаж и правда похож. Но Марк, он — честный музыкант. Это я могу сказать вам точно. Мы живем бок о бок. Он носится со своей скрипкой, как умалишённый. Все, что его волнует — это музыка. Кроме того, Ирбис безумно благодарен Великой Германии, что она приняла его с распростёртыми объятиями. Впрочем, как и я. Так вот… Марк боится, что его втянут в какую-то историю, которая погубит не только будущую карьеру, но и жизнь. Он не хочет проблем, герр штандартенфюрер.

В голове Мюллера, как шестеренки в отлаженном механизме, начали сцепляться факты. Ностальгия жены Геббельса по еврейскому любовнику? Черт… А почему бы и нет?

Эта часть ее биографии вовсе не является тайной. Тем более, Мюллеру, как никому другому, известно, что смерть Арлазорова была по сути «заказана» Геббельсом. Таким образом он уничтожил позорную страницу жизни своей супруги.

Подозрительный черновик со штампом Геббельса связанный с датой, известной лишь узкому кругу посвященных… Мог ли сам рейхсминистр быть автором этого послания? Не факт. Могла ли написать это Магда? Тоже вопрос. Ее фанатичное обожание фюрера известно всем. Но… С другой стороны… А что, если все это просто банальная игра на публику?

Мюллер снова мысленно чертыхнулся. Его собственная, давняя неприязнь к Йозефу Геббельсу — выскочке, интригану, чья преданность фюреру не отменяла его амбиций,– подняла голову.

Марта Книппер с ее истериками и потенциальными связями с британцами моментально померкла перед этим новым, головокружительным подозрением. Здесь пахло не просто адюльтером или шпионажем. Здесь пахло заговором в самой верхушке. А заговоры были его, Мюллера, хлебом.

— Хорошо, — отрезал он, убирая злополучный листок в сейф. — Твоя бдительность… на этот раз похвальна. Продолжай наблюдать. Но теперь за другими. О фрау Книппер можешь забыть. Я беру ее на свой контроль. Что касается твоего товарища Ирбиса… успокой его. Скажи, что его преданность Рейху не останется незамеченной. Пусть продолжает свою «дружбу» с фрау Геббельс. Ее желание продвигать таланты весьма похвально. А пока… не распространяйся об этой находке. Ни слова.

Витцке кивнул, его лицо выражало облегчение и готовность служить.

— Будет исполнено, герр штандартенфюрер.

Когда дверь закрылась и Мюллер остался один, он подошел к окну. Замер воле него, изучая серые улицы Берлина. Мысли лихорадочно работали.

«Геббельс… — прошептал он сам себе. — Неужели ты решил вести свою игру? Или твоя сумасшедшая жена завела тебя в такие дебри, из которых не выбраться?»

Штандартенфюрер мысленно сравнил две цели: Марта Книппер — мелкая рыбка, которую можно выудить в любой момент. И Йозеф Геббельс — акула в мутной воде высшей политики. Выбор был очевиден.

А в следующую секунду Мюллер поймал себя на том, что его первоначальная подозрительность к молодому русскому никуда не делась. Наоборот, стала еще сильнее. Слишком уж вовремя он подбросил эту «ниточку». Слишком гладко все вышло.

— Кто ты, Алексей Витцке? — произнес Мюллер вслух. — Просто везучий проходимец? Или гениальный игрок, который только что провернул многоходовку, отвел мои глаза от своей сообщницы Книппер и бросив мне куда более лакомый кусок? С другой стороны, никто не может знать дату. Ту самую, что указана в записке. Именно точную дату…

Мюллер еще несколько минут смотрел в окно, а потом решил для себя — кем бы не являлся Витцке, на данный момент он полезен. А возможный компромат на Геббельса… это козырь такой силы, что он перевешивает все риски. Теперь у Генриха в руках была не просто бумажка. Это был ключ. Ключ к уничтожению одного из самых могущественных людей Третьего рейха, если в том возникнет необходимость.

Глава 10

Я понимаю, что раньше были цветочки, а теперь…

Холодный, промозглый ветер с реки Шпре забирался под одежду, словно назойливый вор. Выискивал щели, чтоб ужалить побольнее.

Я стоял, закутавшись в пальто, и мысленно проклинал эту дурацкую погоду. От посторонних глаз меня скрывала тень громадного, проржавевшего крана на угольной пристани, в самом сердце складского района.

Вокруг царила какая-то сюрреалистическая картина: гигантские склады, похожие на спящих чудовищ, горы угля, черневшие под низким свинцовым небом, и призрачная тишина, нарушаемая лишь скрипом такелажа да криками чаек. В общем, атмосфера полностью соответствовала ситуации.

Восемь вечера. Я пришел один, как и было приказано в записке.

Паранойя, мой верный спутник, настойчиво шептала, что это