Повернувшись, смотрю на отрывной календарь, висящий на стене:

«5 июня 1979 года».

— Да что за чёрт?

Внезапно за спиной скрипнула дверь.

— Лёш, ты чего там застыл? — произнёс женский голос.

Оборачиваюсь. В дверях стоит моя мама, словно сошедшая с фотографии. В ситцевом халате, с влажными от мытья посуды руками. Молодая и улыбчивая. Я сразу заметил её беременность и прикинул даты. Значит, в животе моя старшая сестра. Бред!

— Лёша, зайди на кухню, я недавно чай заварила. Сахар и баранки с ирисками можешь взять на нашей полке. Выпей сладкого чаю и ложись спать. А то завтра на завод не проснёшься, — повторила мама слова отца.

К хлипкой двери рядом с кухней мой ключ подошёл идеально, и она со скрипом распахнулась.

Щёлкнул выключатель. Под потолком зажглась висящая на проводе тусклая лампочка без плафона. Комнатка оказалась крохотной и вытянутой — не больше восьми квадратов. Ещё заставлена по самое не могу. Первое, что бросилось в глаза — это панцирная кровать с продавленным матрасом, застеленная грубым одеялом. Над ней висит знакомый с детства советский гобелен с оленями. Точно такой же был у тётки.

У входа стоит допотопный шифоньер с выщербленными дверцами. Я потянул за ручку. Внутри оказалась дембельская форма с самодельными нашивками ГСВГ и аксельбантами, несколько гражданских рубашек и прикрытый газетами новенький костюм.

На стенах полки, ломящиеся от книг с потрёпанными корешками. У противоположной от кровати стены красуется радиола «УРАЛ-111» на ножках. Рассматриваю лежащую сверху стопку пластинок. Высоцкий, ВИА «Пламя», «Песняры», Пугачёва и «Весёлые Ребята» с датой выпуска от 1978 года.

— Да здесь всё до семьдесят девятого! — я рванул к столу, чтобы проверить догадку.

Разгребаю стопку газет. Сверху «Правда», датированная 30 мая 1979 года. Рядом свежий майски «Огонёк» с Брежневым на обложке. Всё валяется вперемешку. «Вокруг Света», «Уральский Следопыт», «Техника молодёжи», «Искатель» и «Моделист-конструктор» добавляли сюрреализма увиденному.

Я принялся лихорадочно перебирать журналы, но нигде не встретил год дальше семьдесят девятого…

В углу, рядом с двухпудовой гирей, обнаружился армейский вещмешок. Вытряхнув содержимое на кровать, вытаскиваю из кучи барахла дембельский альбом. На первой странице красуется надпись: «Соколов А. И. 1976–1978 гг. Группа советских войск в Германии».

Там же групповое фото с подписью в углу: «Виттенберг, ГСВГ, 1978 год».

На самом фото Лёша Соколов стоит рядом с товарищами по роте. На обороте надпись: «Сержанты Соколов, Шевченко и Малышев. 3-я мотострелковая рота».

Откуда я знаю их имена? Почему помню, как Витя Шевченко чуть не подорвался на учебной гранате во время выезда на стрельбища? Это же не мои воспоминания!

Руки машинально потянулись к радиоле. Щёлкаю тумблером. После характерного потрескивания раздался голос диктора:

— Сегодня, 5 июня 1979 года, в Москве состоялась приёмка правительственной комиссией Олимпийской деревни…

Выключив радио, я опустился на кровать, чувствуя, как предательски дрожат колени. Всё совпадало — запахи, детали, даты. А главное — город с людьми. Никаких следов современности. Нет мобильных телефонов и компьютеров. В комнате даже чёрно-белого телевизора нет. На стене висит плакат кинофильма «Пираты XX века», рядом календарь за 1979 год с олимпийским мишкой.

— Чёрт побери! — шепчу, рассматривая чужие мозолистые руки. — Я действительно попал в СССР?

Меня повело. Видимо, спиртное, выпитое прежним хозяином тела, ударило по мозгам.

Улёгшись на скрипучую кровать, я закрыл глаза и почувствовал, как чужая реальность окончательно смыкается вокруг. Пришла мысль, что пути назад нет и идти придётся только вперёд — к прошлому, которое теперь стало моим будущим и настоящим.

Эх, только бы не спиться и найти смысл жизни в эти мрачные времена.

Глава 2

Завод

Смерть — штука неприятная. Особенно когда её не просто предсказывают, а буквально празднуют в твоём сновидении. Как новый год с шампанским и ряжеными цыганами.

Мне снилось, будто я наблюдаю за собственной поминальной вечеринкой, устроенной самыми отъявленными шарлатанами страны.

За огромным круглым столом, заставленным бутылками дорогого алкоголя и блюдами с деликатесами, сидели трое.

Земфира — поддельная цыганская ведьма в пёстрых шелках и с золотыми монетами, вплетёнными в чёрные волосы. Её длинные ногти, покрытые ярко-красным лаком, постукивали по краю бокала с красным вином. Символично. Прямо гротесковая вампирша из фильма.

Следующий — Баян, изображающий колдуна-целителя. Мужик с бородой до пупа, напоминающий былинного сказителя или косплеера серии игр «Меч и магия». Его пальцы перебирали деревянные чётки, а глубоко посаженные глаза блестели из-под мохнатой моноброви.

Последним участником застолья был Марк. Фальшивый чёрный маг в кожаном пальто, с холодной ухмылкой и взглядом, от которого у доверчивой публики женского пола бежали мурашки по спине. Он напоминал персонажа из дешёвого готического романа, а его движения были просто переполнены искусственностью.

Они радостно чокались, предвкушая, как богатые клиенты Иннокентия Белого повалят к ним с пачками денег.

— Наконец-то этот выскочка сдох и перестал нам мешать! Поздравляю вас! Скоро все его клиенты станут нашими! — Земфира воздела бокал к кованной люстре, в ячейках которой горели настоящие свечи.

— Это похоже на тост, — Баян усмехнулся. — Долго же мы терпели. Этот гад постоянно выставлял нас шарлатанами, а сам жульничал на каждом этапе.

Псевдоколдун злорадствовал, теребя короткими пальцами редкую бородёнку. По заверению его помощника, волосы пришлось пересаживать с затылка. А может, с чьей-то задницы. Ха-ха!

— Главное — не забыть про богатых вдовушек, — заметил Марк, ковыряя в зубах серебряной вилкой. — Вчера я поговорил с Соломоном Моисеевичем. Он согласился передать нам базу клиентов Кеши за десять процентов от будущего дохода. Разумеется, только после составления контракта. Агент говорит, что в списке немало весьма состоятельных людей.

— Ну наконец-то! — рассмеялась Земфира.

— Ненавижу этого выскочку! — выпалил Марк. — Белый даже в телешоу меня умудрился выставить идиотом! Помните, как он поставил под сомнение мою связь с духом Калиостро?

— А ещё сказал, что мои старинные венецианские карты — обычные картонки с картинками.

Баян сморщился, будто страдал от зубной боли.

— Предлагаю выпить за покойника. Чтобы ему в аду пришлось вкалывать на каком-нибудь производстве, — бородатый поднял рюмку с водкой.

Троица захохотала, но смех вдруг превратился в гул, заполняющий всё вокруг. Пытаюсь крикнуть, что они жулики, но не могу.

Хотя Иннокентий Белый ни в какую экстрасенсорику не верил и был таким же аферистом, как они. Мне только иногда чудилось нечто странное, что позволяло угадывать некоторые вещи. Но я списывал это на злоупотребление обезболивающими и обычное везение.

Проклятье в адрес ликующих врагов само сорвались с уст.

Словно среагировав на него, со стула вскочил Марк. Выхватив декоративный меч, он взмахнул над собой и