Вернувшись в гостиницу «Демут», я едва успел переодеться, когда половой доложил о посыльном. Мне передали плотный конверт с гербом на сургучной печати. Внутри, на листе дорогой бумаги, каллиграфическим почерком адъютанта было выведено короткое приглашение: «Генерал-майор Игнатьев будет рад видеть Вас сегодня вечером у себя. В девять. Для частной беседы». Внизу был указан адрес — особняк на Английской набережной.

Ровно в девять я был на месте. Особняк, принадлежавший семье Игнатьевых, был не таким помпезным, как у Неклюдова, но дышал старинным аристократизмом и — что бросалось в глаза — был полон экзотических трофеев. В просторном холле стояли китайские вазы, на стенах висели кривые турецкие ятаганы и богато украшенные черкесские шашки. Чувствовалось, что здесь живет не кабинетный чиновник, а человек войны и дальних странствий.

Сам Игнатьев принял меня в своем кабинете — огромной комнате с высоким потолком, заставленной книжными шкафами и столами, заваленными картами Азии. Нас оставили одних. Нам подали чай в тончайших фарфоровых чашках и серебряную коробку с папиросами.

— Угощайтесь, — сказал Игнатьев, сам с удовольствием закуривая. — Турецкий табак, прямо из Стамбула. Ну-с, господин Тарановский. Третьего дня я вас внимательно слушал у министра. Идея ваша мне по душе. Дерзко.

— Мне самому она нравится. Но, как вы понимаете, для успеха нужно очень много оружия! — с усмешкой пояснил я.

Он выпустил струю ароматного дыма и остро взглянул на меня умными, проницательными глазами.

— Хочешь вооружить свою орду, Тарановский? — хищной усмешкой спросил он. — Одобряю. Чем больше твои головорезы перережут там глоток, тем меньше работы будет для наших батальонов в будущем. Чем могу помочь?

Тут я коротко и по-деловому изложил ему свой план о трофейном польском оружии, которое без дела валяется на складах, добавив, что готов выкупить у казны крупную партию по разумной цене.

Он слушал, не перебивая, пил мелкими глотками чай, но я чувствовал, что идея ему нравится.

— Неплохо, очень неплохо! — подытожил он услышанное. — Убить двух зайцев одним выстрелом — и казну пополнить, и себя вооружить, не привлекая внимания англичан! Умно! Только вот… — он нахмурился, — для такого дела моего слова мало. Тут нужна воля самого военного министра. А Дмитрий Алексеевич Милютин, — он скривился, — человек сложный. Реформатор, умница, но осторожен, как старая дева. Может и отказать.

— Так убедите его, — сказал я просто.

Игнатьев посмотрел на меня с усмешкой, в которой восхищение моей наглостью смешивались с сомнением.

— Вы думаете, это так просто, Тарановский — вот так взять и убедить министра нарушить десяток циркуляров?

— Я думаю, вы, генерал, умеете находить нужные слова, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Особенно, когда речь идет об интересах Империи. И о вашей прямой епархии — Азии. Почему-то мне кажется, что когда присоединяли России Приморье, тоже кое-что нарушали!

Игнатьев воздел глаза к потолку.

— Ну конечно! Но, знаете ли, победителей не судят!

— Я привык побеждать! — сдержанно заметил я.

Он помолчал, постукивая пальцами по столу.

— Хорошо, — сказал он наконец, и в его голосе прозвучал азарт игрока. — Я попробую. Ничего не обещаю. Но я поговорю с Дмитрием Алексеевичем. Ему нужны деньги в казну. А мне — сильный кулак на Амуре. Возможно, наши интересы совпадут. Ждите. Я дам вам знать.

На следующий день, благодаря невероятной энергии и связям Игнатьева, меня приняли в здании Главного штаба — огромное здание прямо напротив Зимнего Дворца. Я шел по гулким, мрачным коридорам военного министерства и чувствовал себя волком в логове медведей.

Министр Дмитрий Алексеевич Милютин оказался невысоким, сухощавым человеком с длинными, сливающимися с усами бакенбардами, и внимательными умными глазами. Он принял меня в своем огромном кабинете, где рядом с портретом Государя висели карты Кавказа и Туркестана.

— Господин Тарановский? — спросил он сухо. — Наслышан о ваших… амурских подвигах. Генерал Игнатьев рекомендует вас как человека деятельного. Но то, что вы просите, — неслыханно.

Он начал говорить о законе, о порядке, о том, что частным лицам арсеналы не продают.

— Кто вы такой, господин Тарановский? Промышленник, который вдруг захотел купить несколько тысяч ружей? Для чего? Чтобы вооружить ватагу беглых каторжников и поднять бунт в Сибири?

Я видел, что Игнатьев, сидевший рядом, едва сдерживается, чтобы не вмешаться. Я решил говорить сам.

— Ваше превосходительство, — сказал я, глядя министру прямо в глаза. — Мои люди — не бунтовщики. Это солдаты, которые сегодня защищают границу Империи там, куда вы не можете послать свои батальоны.

И я снова выложил свой главный козырь. Английские карты.

— Прямо сейчас, пока мы здесь говорим, в Маньчжурии хозяйничают англичане. Они вооружают бандитов, захватывают прииски, строят свои крепости. Я — единственный, кто стоит у них на пути. И мне нужно оружие. Не для бунта. А для защиты интересов России.

Милютин молча взял карты, долго их рассматривал. Игнатьев, пользуясь моментом, вмешался.

— Дмитрий Алексеевич, — заговорил он горячо, — поймите! Господин Тарановский — это наш неофициальный агент влияния в диком краю! Мы не можем поддержать его открыто, чтобы не вызвать гнев Лондона. Но мы можем дать ему оружие! Трофейное, которое все равно списывать! Мы и казну пополним, и решим важнейшую государственную задачу чужими руками!

Милютин поднял на меня свои усталые глаза. Он был государственником до мозга костей. И этот аргумент — об интересах Империи и пополнении казны — был единственным, который мог на него подействовать.

— Хорошо, — сказал он после долгой паузы. — Я подумаю. Оставьте бумаги. Вас известят о моем решении. Но, сами понимаете, окончательно решение тут будет за Великим князем Константином.

Воодушевленный тем, что министр, по крайней мере, не выгнал меня сразу, я решил ковать железо, пока горячо.

— Ваше превосходительство, — сказал я, прежде чем он успел нас отпустить. — Винтовки — это хорошо. Но для штурма укрепленных позиций, для настоящей войны, нужна артиллерия.

Милютин поморщился.

— Артиллерия? Господин Тарановский, не заходите слишком далеко. Одно дело — сбыть вам какой-то трофейный хлам. И совсем другое — продавать казенные пушки! Этого не будет. Никогда.

— Но, возможно, есть иное решение? — тут я подался вперед. — Ведь сейчас в нашей армии нередко применяют боевые ракеты? Я слышал, на вооружении состоят превосходные ракеты системы генерала Константинова. Они легкие, мобильные и довольно точные — идеальное