– Саня! А я ведь помню ту историю. Там склад взорвался вместе с этим прапорщиком. И ещё кто-то погиб из его начальства.

– Бог наказал.

– Боюсь спросить: а кого ещё Бог наказал? С твоей помощью?

– Кто много знает…

– Долго не живёт, – закончил Лёха.

– Не угадал… Но в чём-то ты прав. Ибо ещё Соломон сказал: «Во многой мудрости много печали, и кто умножает познание, умножает скорбь».

– Мы семинариев не кончали и про Соломона не читали.

– Ну так что же? Есть шанс исправить пробелы в твоём образовании. Как там говаривал классик марксизма-ленинизма, расписывая свой новый Паркер с золотым пером: «Учиться, учиться и ещё раз учиться…» Ну, если ты в семинарию хочешь.

– Не. Семинарист из меня выйдет плохой.

– Ты уже подумал по поводу милицейской карьеры?

– Подумал. На фига нам всё это? Ты хочешь спасти Советский Союз?

– Нет. Историю страны, которая вот-вот покатится под откос, не исправить. Ни в одиночку, ни вдвоём. А вот зная, как всё будет, можно неплохо устроиться в этой жизни.

– Я читал где-то про такое. Попаданцы… Будем книжки писать или чужие песни перепевать?

– А почему бы и нет? Хотя это как-то уж больно банально. И к тому же… Ты не думаешь, что мы не одни такие?

– Хрен его знает, товарищ майор.

– Подполковник, – поправил я его.

– Сопляк ты тринадцатилетний…

– Сам такой! – отшутился я. – Спеть песню из будущего – это значит засветиться по полной. И объявить на весь свет: «Смотрите! Вот он я!»

– Я не подумал.

– А зря. Думать иногда полезно.

– Я просто не рассматривал с этой стороны.

– Понимаю. А я вот задумался. Жить хочется комфортно. Денег можно найти, используя опыт и знания из будущего. Но если мы начнём шиковать и швыряться ими, то ничего хорошего из этого не выйдет. А написать книгу можно попробовать. Только не чужую, а свою. И желательно что-нибудь пафосное, восторженное. Как комсомольцы-космонавты спасают мир от инопланетного вторжения или о том, как на Марсе…

– Будут яблони цвести.

– А почему бы и нет. Сейчас основная часть молодёжи ещё во что-то верит. Да и фантастика пойдёт на ура.

– Да кто нас напечатает?

– А вот это уже оставь мне. Я разберусь.

– Только на обложке авторы как будут писаться: «А. и А. Тихие»? Забавно, правда?

– Да. А если писать под псевдонимом? Не как, например, братья Стругацкие или братья Вайнеры, а, скажем, так: «Алекс Тихий».

– Хитро… Сразу и не поймёшь. Алекс – это и Алексей, и Александр одновременно. Саня! Ты гений!

– Я знаю.

– Хватит меня смешить! Швы…

– Послезавтра их снимут. А нас отсюда выставят пинком под зад.

– И что будем делать?

– Я думаю, что стоит поговорить с капитаном, когда он придёт снова. Мне показалось, что наша судьба ему почему-то небезразлична. Нам ведь многого не надо. Только лёгкий толчок на старте, а там уж мы и сами с усами.

Глава одиннадцатая

А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…

К/ф «Семнадцать мгновений весны»

Говорить не думая – что стрелять не целясь.

Можно друга своего словом огорчить.

А потом переживать, даже не надеясь,

Что сумеет друг тебя за слова простить.

Ну а если друг простит, только не забудет,

Словно искорка костра, слово будет тлеть.

Не подумав, не болтай! Так-то лучше будет,

Чтобы о своих словах после не жалеть.

1974 год, 7 июня. Москва. Детская больница

На следующий день, во второй половине дня, у меня состоялся уже серьёзный разговор с капитаном Васиным. Он вызвал меня поговорить на лестницу. Это был запасной выход, и тут никто не ходил.

– Ну что? Оклемался?

– Игорь Анатольевич!

– Можно просто – Игорь.

– Товарищ капитан! Вы вдвое старше нас с братом. Так что лучше всё же соблюдать дистанцию и поддерживать некую субординацию в наших отношениях.

– Вот как ты загнул. Лихо… Откуда так много шибко вумных слов?

– Книжек много прочитал. Игорь Анатольевич, а что там по нашему делу?

– Что тебя конкретно интересует?

– Ну, хотя бы обвинение, выдвинутое против меня в убийстве несовершеннолетнего, совершённом при превышении мер необходимой обороны.

– Нет никакого обвинения. Вам с братом ещё нет четырнадцати. А к тому же действовал ты строго по закону. На вас с братом напала группа лиц с оружием. Ты защищал себя и брата, используя подручные средства. Вот выпишут вас, и тогда следователь подробно допросит на протокол в присутствии педагога.

– Тот самый следователь?

– Нет. Того следователя уже самого допрашивают. Он уж слишком рьяно подгонял факты, штампуя свои дела. Там много чего вскрылось. Ты же не в курсе. Практически всё отделение милиции, где ты ночевал, выведено за штат. А многие уже без погон и под следствием. Они друг на друга такого наговорили, спасая свою шкуру, что нам теперь за год не разгрести. Среднестатистический сотрудник милиции – странное существо. С виду суровый и жёсткий, а порою даже и жестокий. Но стоит ему попасть под следствие, блеет, как агнец на закланием, и сдаёт всех своих сослуживцев даже при отсутствии на него какого-либо давления.

– И что? Все такие?

– Нет. Не все. Но таких много.

– А вы-то сами? Я вроде бы видел на вас форму капитана милиции. Себя вы не причисляете к этим… блеющим агнцам?

– Понимаешь, Саша…

* * *

Блин. Где-то я подобное уже слышал. Кажется, в одном из советских сериалов. Ну да… было что-то похожее.

«– Пал Андреич! Вы шпион?

– Видишь ли, Юра…»

Что-то типа этого прозвучало и сейчас вот. Только это уже и не кино вовсе.

* * *

– Понимаешь, Саша… Я не совсем сотрудник милиции.

* * *

А по его интонации я понял, что его слова надо понимать немного по-другому, как: «Я совсем не сотрудник милиции».

Мои мысли стали скакать быстро-быстро. Если он не милиционер, тогда кто? Другого ответа на ум не приходит, как три буквы, пугающие иностранцев даже без перевода: КГБ.

Ну и что мне делать? Проявить догадливость, несвойственную сиротке тринадцати лет от роду, или сыграть дурачка?

Ни то ни другое не подходит. Дурака он во мне точно не видит. Хитринки в его глазах дают понять, что он читает меня как книгу. Только вот книга эта написана не на том языке, который он изучал в своих университетах.