Вернулся на исходную позицию.

«И что теперь?»

Операция была на грани срыва. Убивать невинную женщину, я не собирался. Моя совесть, несмотря на весь этот кошмар войны, всё ещё оставалась со мной.

Не зная, как поступить, решил подлететь ближе и послушать, о чём они говорят.

Дрон бесшумно опустился к окну, и я, активировав микрофон, уловил обрывки разговора.

— Акулина, позови свою подругу, Анну-то. Что ж она не идёт? — хрипло спросил один из полицаев. Его голос был пропитан самогоном и наглостью.

— Да боится она вас, — ответила хозяйка, которую, видимо, звали Акулиной. Её тон был усталым, но в нём сквозила какая-то покорность.

— Немца, значит, который к ней захаживает, не боится, а нас боится? — с издёвкой продолжил полицай, и я услышал, как остальные хмыкнули.

— Она и немца боится. И вас. Думает, что приставать будете, — голос Акулины засмеялся. — А вы и будете!

— А ты скажи, что не будем. Всё честь по чести. Сядет с нами, отметила б, что поймали краснопузого. Сдадим его немцам, и нам благодарность будет и премия.

— Думаешь, не обманут? — с сомнением спросил ещё один полицай, постукивая пальцами по столу.

— Нет! Господин обер-лейтенант обещал, что, если поймаем диверсанта, щедро наградит. Ты ж сам слышал, когда старост с округи собирали, — отрезал бородатый, явно главный среди них.

Его голос был грубым, уверенным, как у человека, привыкшего отдавать приказы.

— А наш староста с сыновьями зачем в город укатил? — с любопытством поинтересовался кто-то из сидящих.

— Не твого ума дело, — буркнул бородач, и в комнате повисла тишина, прерываемая лишь звяканьем рюмок. — И кстати, ту Аньку он вроде как старшему сыну в жёны хочет.

— Да ну, правда, что ль? Она ж вроде против новой власти. Так ведь, Акулина? — хмыкнул другой насмешливо.

— Дура она городская, ничего не понимает, — отмахнулась женщина, и её голос стал резче, будто она оправдывалась. — И упёртая, что твой баран!

— Вот немцы её оприходуют, тогда поймёт, — хохотнул бородач, и его смех подхватили остальные. — А пока давайте выпьем за победу Третьего рейха и за нашу, значит, удачу!

— Ох, хорошо бы вы всех этих проклятых комиссаров поскорей бы уже переловили, да и повесили. Немец всяко лучше власть, чем красные, — сказала сволочь в женском обличии, подняв вместе с полицаями рюмку, чем, собственно, полностью развязала мне руки.

До сего момента у меня в планах было дождаться, пока женщина покинет дом, чтобы полностью исключить лишние жертвы. Но после её слов, после поддержки тоста за «победу рейха» и презрительного упоминания о «красных», я понял, что жалеть её вовсе не стоит.

«Что ж, тётя, ты сделала свой выбор», — пронеслось в голове, и я почувствовал, как внутри закипает холодная решимость.

Пора было действовать и я начал поднимать дрон выше. В это время один из полицай, вероятно, услышав шум винтов, настороженно высунулся в окно и, прищурившись, стал всматриваться в ночную мглу. Ничего не обнаружив на уровне глаз, он поднял голову и уставился прямиком в камеру, после чего воскликнул:

— А это что за диво такое⁈

Его лицо, искажённое удивлением и страхом, я запомнил навсегда, хотя для него эти секунды стали последними в его поганой жизни.

Почему? Да потому что к этому моменту, я уже подлетел к трубе, активировал захват и сбросил смертельный груз в дымоход. Летательный аппарат ещё не успел подняться на безопасное расстояние, когда снизу донёсся оглушительный грохот взрыва.

Дом буквально разорвало на части: стены затрещали, крыша обвалилась, а остатки строения тут же охватило пламя. Взрывная волна подбросила дрон разом метров на пять, и я потратил немало времени и нервов, чтобы выровнять «Семицветик».

'Строго учтём на будущее — три гранаты на таком расстоянии развалят не только цель, но и могут покалечить бесценный беспилотник.

Посмотрел в камеру. Никто из полицаев живым из дома не выбрался. Огонь яростно вцепился в деревянные балки, выбрасывая в небо искры, которые растворялись в вечернем сумраке. Взрыв наделал столько шума, что, казалось, вся деревня должна вот-вот сбежаться на этот грохот. Поэтому времени дальше размышлять не было — нужно было спасать разведчика.

Направил дрон к месту заточения пленника. Через тепловизор я видел его фигуру, всё ещё лежащую в углу. Он был жив, но едва шевелился.

Подлетел ближе, включил динамик и, стараясь говорить негромко, произнёс:

— Сергей! Очнись! Сергей! Можешь идти?

Тот заворочался, медленно повернулся в сторону двери.

— Николай, это ты? — донёсся из динамиков слабый голос измученного пленника.

— Да! А кто ж ещё⁈ — ответил я, чувствуя, как адреналин бьёт по вискам. — Так, как мне тебя освобождать?

— Я… я не знаю. Я связан, — прохрипел он, и в его голосе чувствовалась безнадёжность.

Увеличил изображение: руки и ноги были крепко стянуты грубыми верёвками, узлы выглядели тугими — верёвки не снять без инструмента. Крутанул камерой на 360 градусов, но никого из жителей не увидел.

План спасения начал рушиться.

«Что же делать? Как его развязать? Где все деревенские? Неужели попрятались и никому не интересно, что происходит?»

Вопросы вихрем закружились в голове, пока я пытался найти решение.

'Неужели придётся всё же взрывать? Да ещё и тремя лимонками, которые только что разнесли дом? Нет — это по меньшей мере безрассудно. Да и вообще, даже если мне повезет, и я сумею открыть дверь, то как Сергей освободится, если ему никто не поможет это сделать? Ведь для того чтобы разрезать верёвки, нужен нож. Разумеется, я мог бы доставить его дроном — это не проблема. Но как передать этот нож Сергею, если его руки связаны за спиной? Самостоятельно разрезать путы, находясь в таком положении практически нереально. Нужна помощь со стороны. А в этой части плана произошла осечка. Ни выживших полицаев, ни любопытных местных жителей, которых я смог бы привлечь к освобождению, видно не было.

В голове мелькнула безумная идея: привязать нож к дрону и, управляя им, попытаться разрезать верёвки, двигая БПЛА вперёд и назад. Но я тут же отогнал эту нездоровую мысль, представив, как это будет выглядеть в реальности. Мой дрон — не ювелирный инструмент, а экспериментальная модель, созданная для тестов, а не