— Не думаю, что переговоры закончатся сегодня, — сказал Береговой. — Хорошо, если в неделю уложимся.

— Идея с привлечением местных коммунистов была хорошая, — заметил Аронов. — Вон какие они покладистые стали, когда народ под окна пришел.

— Кстати, надо узнать, как там Ян Адамович, — встрепенулся я. — Да и людям хоть что-то сказать о ведении переговоров. А то от неизвестности или разойдутся, или какую инициативу преждевременную учинят.

— Согласен, — кивнул Валерий Сергеевич Аронов. — Пойду, позову его.

Вернулся он довольно быстро и один.

— Товарищи, там люди требуют выйти к ним президента. Как я узнал, он уже двинулся к народу. Нам тоже нужно быть там, а то мало ли что он им наговорит, когда нас рядом не будет!

Вот это было уже серьезно. Мосцицкий и правда много чего мог сейчас сказать, чтобы успокоить людей, и при этом, самое важное для нас, исказить суть ведущихся переговоров! Или и вовсе соврать, и плевать потом будет, когда мы опровержение дадим. Как известно, первое мнение всегда значимее второго. Допустить его «сольное» выступление перед публикой мы не имели права.

Мы успели. Брылянский встретил нас у выхода из дворца, тут же проводив до импровизированной трибуны из нескольких принесенных ящиков. С другой стороны к ним двигался Игнаций Мосцицкий.

— Людям нужны хоть какие-то новости, — скороговоркой рассказывал Ян Адамович, пока мы шли к трибуне. — Вот и пришлось направить их волю на вызов президента к народу. Сам отлучиться, чтобы позвать вас, я не мог, а моих людей во дворец не пускали. Уж думал, придется бежать за вами, и бросить весь контроль здесь. Хорошо хоть товарища Аронова увидел.

Мосцицкий уже подошел к трибуне, когда я нагнал его. Он с недовольством покосился в мою сторону, но препятствовать встать рядом на глазах народа не решился.

Стоять перед толпой мне было непривычно и некомфортно. Сотни направленных взглядов нервировали. Казалось, что они хотят растерзать меня, хотя большая часть внимания и была направлена на стоящего рядом Мосцицкого. Он уже начал речь о том, что переговоры ведутся успешно, есть подвижки по части пунктов, в частности — подтвердил, что коммунистическая партия будет официально признана, что вызвало всплеск одобрения у людей. Повернул все так, что это одобрение вылилось на него, словно он добился включения пункта в договор. Я уж было хотел дождаться паузы в его речи и тоже «добавить свои пять копеек», как мой взгляд прикипел к невзрачному человеку в толпе. Тот смотрел прямо на меня, а рука его шевельнулась, словно наводя ствол пистолета. Неделя на восточном фронте не прошла для меня даром. Я научился при любом намеке на опасность искать укрытие и сейчас действовал машинально, шагнув за ближайшую преграду между мной и незнакомцем — за спину Мосцицкого.

— Бах! — в гуле толпы звук выстрела прозвучал приглушенно, но стрелок не промахнулся и пан Мосцицкий под ошеломленные взгляды людей вздрогнул и упал спиной прямо на меня.

Глава 12

Февраль 1938 года

Выстрел словно запустил цепочку событий. Тело умирающего Мосцицкого еще в судорогах билось в моих руках, а по площади разлетелись свистки полиции, и началась пальба. Толпу успели оцепить и сейчас принялись ее разгонять, попутно пытаясь скрутить самых «крикливых» и тех, кто сопротивлялся больше всего.

— Вон он! Ловите его! — сквозь панические вопли и треск винтовок расслышал я крик Аронова. — Не дайте ему уйти!

Игнаций Мосцицкий затих. Пуля пробила легкое, и он буквально захлебнулся кровью, которая пошла пеной из его рта. Шансов выжить у него не было. Первоначальный шок у меня начал отступать и на смену ему пришло осознание — необходимо срочно брать управление окружающим хаосом в собственные руки. Плевать сейчас на убийцу, если повезет — его задержит Валерий Сергеевич. Если нет — потом будем искать. Главное — не дать полиции разогнать людей. Если у них получится, это будет полный и окончательный провал. Еще и смерть Мосцицкого на нас повесят.

Оглянувшись, я нашел глазами о чем-то остервенело кричащего в ухо стоящему рядом человеку Брылянского. И тут же стал протискиваться к нему.

— Ян Адамович! — крикнул я, еще и руками ему замахал, чтобы привлечь внимание. Тот меня заметил и, дав последние указания незнакомому мне парню, двинулся мне навстречу.

— Это провокация! — остервенело начал он кричать мне на подходе. — Точно вам говорю, нас хотят подставить!

— Ян Адамович, мне нужен рупор, — отмахнулся я от его объяснений. — Сейчас же!

Стрелять в воздух нет смысла, тут и так выстрелов хватает. А вот привлечь внимание громким криком и уверенным тоном уже более вероятно.

Рупор нашелся быстро. Собственно, с его помощью до недавнего времени, пока к собравшимся не пообещал выйти убитый Мосцицкий, усиленно «подогревали» толпу. Вот и сейчас я схватил его и побежал обратно на трибуну.

— Приказываю! Немедленно прекратить стрельбу! — крикнул я, обращаясь в первую очередь к полиции. — Приказываю! Немедленно прекратить стрельбу! За неповиновение — суд с разжалованием и лишением всего имущества!

Пусть не сразу, но меня услышали. Полиция сначала хотела «махнуть рукой» на какого-то пацана, но тут и Аронов не «щелкал клювом». Уж не знаю, успел ли он поймать убийцу, но вот найти начальника полиции и быстро объяснить ему, кто я — вполне. Благо они сейчас стояли рядом и важный поляк с красной от долгих криков и ярости мордой принялся раздавать приказы, стоящим рядом с ним чинам поменьше.

Потребовалось еще минут двадцать, прежде чем паника и гомон окончательно стихли, и процесс стало возможно хоть как-то контролировать. За это время к трибуне подошел и начальник полиции с Ароновым. Как я выяснил, начальника полиции здесь называли шефом, а конкретно этого мужчину звали Людвик Панчерц. Выглядел он внушительно: в полицейской форме, схожей кроем и по пошиву с военной, в фуражке с кокардой. Лицо строгое, двигался по-военному четким шагом.

— По какому праву вы стали отдавать приказы? — лязгнул он голосом.

— Вы бы желали, чтобы как можно больше людей погибло от пуль ваших подчиненных? — в ответ «наехал» я на него. — Как видите, никто иной не пытался взять на себя ответственность за усмирение народа.

— Я видел, как вы прикрылись телом