— И чтобы все справно ходили на обучение грамоте! — требовал я.

Заверили, что учиться будут. У меня скоро все будут грамотными. Может быть, не профессорами и академиками станут. Но элементарную грамоту знать обяжу каждого. Даже умеющий читать и писать солдат — это уже больше, чем солдат.

Где найти такое количество учителей, чтобы, считай, полтысячи человек обучали? Достаточно просто. Я решил использовать систему обучения, которая в одной реальности была названа Ланкастерской.

Суть в том, что одни ученики учат других. В данном случае, те ученики, которые учатся вместе с государем и получают вполне системное образование, каждый взял себе по десять других учеников. И те десять ещё обучают по пять.

Конечно, в итоге, на самой низкой лестнице этой пирамидки, образование и вовсе аховое. Вот только пока стоит задача лишь элементарно обучить грамоте, числу. Ну а потом уже выявлять дарования и пробовать обучать более системно.

Конечно, всё это упирается в сословность. Но никто же не запрещает дворянину заниматься образованием своих крестьян. Тем более, если по итогу соревновательных экзаменов лучшие такие наставники получают премии. Если только их подопечные покажут достойные результаты.

Если дворянину не хватает крепостных душ для того, чтобы не бедствовать, то деньги играют малую роль. Но мне удалось государя подговорить к тому, чтобы он хотя бы устно хвалил таких прилежных учеников и наставников и, возможно, даже каким-то образом их приближал к себе.

— Вот ты где, — на выходе из дома, который я отвёл под лазарет, в сопровождении немалой свиты меня встречал государь.

Был он суров и явно хотел что-то мне неласковое сказать. Наверное, сейчас я узнаю причины таких странных и многозначительных взглядов Петра Алексеевича.

— Оставьте нас! — потребовал малолетний царь.

Тут же все стали удаляться. Уходил и Гора, лишь только бросил на меня сочувствующий взгляд.

Царь посмотрел, что рядом с нами никого нет…

— Я недоволен тем, что начинаю мыслить, как ты! Колдовством али какими уговорами, но я вижу и слышу, что говорю теми словами, что ты произносишь на уроках своих, — начал отчитывать меня Пётр Алексеевич.

Неожиданно, надо признать. Казалось, что моё влияние на государя только усиливается. Нужно будет, конечно, разобраться, где я чуть перегнул, и почему такие мысли возникли у Петра.

— Ваше Величество, умысла никакого дурного у меня нет. Но если мне удаётся убедить Ваше Величество в том, что и я считаю верным, то полагаю…

— А ты не должен ничего полагать. Здесь я государь, и мне стоит полагаться на свой разум. Я отстраняю тебя на месяц. С Никиткой заниматься буду, — сказал Пётр Алексеевич.

А потом он резко развернулся и пошёл к своей свите.

Ничего не понял. Было ясное небо — и вот тебе гроза. И вроде бы же Пётр Алексеевич ни с кем особо не разговаривал, кто мог бы убедить и настроить его против меня.

Был порыв догнать, поговорить. Но это путь в никуда. Я сделал немало закладок в быт, учебу, в целом жизнь, Петра, что могу надеяться, что он сам не выдержит и призовет меня. А Никита Зотов и близко не сможет держать уровень уроков, как это в последнее время получается у меня. Так что и учеба станет скучной.

В любом случае, мне не стоит расстраиваться. Лучше воспринимать ситуацию, как выходной, ну или отпуск. Хотя… какой отпуск? Разве же он у меня может быть? Занятия найдутся.

Что почитать:

Новинка в редком, но популярном жанре — обратный попаданец.

Я раскрыл предателей, торгующих секретами новейшего оборонного проекта Но меня убили и самого назвали предателем, чтобы запутать следы. Вот только я очнулся спустя месяц — в теле студента, погибшего в аварии

Враги празднуют победу, не зная, что я иду за ними

https://author.today/reader/504558/4755869

Глава 10

Москва. Собор Василия Блаженного.

25 октября 1682 года

Патриарх Иоаким проводил воскресную службу в соборе Василия Блаженного. Слёзы проступали на глазах владыки, но он исступлённо твердил молитвы, читал положенные псалмы, методично выполнял все нужные ритуалы и действия.

Для кого? Похоже, что скорее для самого себя. Ну и, безусловно, нельзя же оставлять Господа Бога без положенных молитв в это воскресное утро.

Иоаким прекрасно знал, что в других храмах Москвы сейчас просто не протолкнуться от множества людей. На его же службе были единицы. И те, наверное, просто не поняли, что именно происходит. Они не были столь высокопоставленными, чтобы об этом узнать. Наверняка, даже удивились, что никто не останавливает на входе в храм, не перенаправляет из-за того, что внутри полно прихожан и что они высокопоставленные.

В Боярской Думе и дальше, вниз по всей иерархии власти, было принято решение: за злодеяния и намерения в них, недостойные патриарха, следует проигнорировать его службы и пасторское слово. Якшаться с турками не может никто, будь он даже и патриархом.

А тут, когда наступала коллективная ответственность, и никого лично, всплывали и многие личные обиды на действия весьма активного и жесткого патриарха. А еще, когда все общество начинает выражать презрение одному человеку, пусть ранее и бывшему могущественным, то это даже модно вот так, пристроиться к протесту, почувствовать себя сильным, причастным к победе.

На самом деле даже бояре боялись вступать в прямое противостояние с Иоакимом. Уж больно эта фигура казалась мощной глыбой, против которой бороться крайне сложно и опасно.

Опасно и страшно, но не такими методами, когда просто взять и не прийти на службу. Подобный протест вполне безопасен и для бояр, и для тех дворян, которые смотрят на своих старших товарищей и поступают похожим образом, чтобы не оказаться такой же белой вороной, как сейчас патриарх.

Если бы владыка решил провести службу в другом храме, куда приходит паства попроще, или в другом городе, то у него несомненно был бы полный храм людей, не протолкнуться. И он мог бы сказать такое пастырское слово, которое взбудоражило бы прихожан. Но для владыки было понятным, что за бунт ему точно не простят. Еще раз не простят, так как для всех понятно, что Следственная комиссия накопала немало свидетельств причастности Иоакима к событиям Стрелецкого бунта.

И тогда, как тот Малюта Скуратов некогда придушил митрополита Филиппа, могут убить и патриарха. С той властью, что сейчас установилась и набирающим могущество боярином Матвеевым, все возможно.

Могут убить, ибо, как считал владыка, бесы обуяли бояр и московское