Так и получилось. Наташа присела рядом. Я обхватил Булата за крупную грудь, аккуратно приподнял. Девушка принялась мотать бинт.

— Как его зовут? Булат?

— Можно Буля. Если ласково.

— Буля… Спасибо тебе, Буля, — стала приговаривать Наташа, — если б не ты, меня бы уже съели.

Когда мы плотно примотали подушки к ранам, я опустил пса на землю. Тот лежал теперь боком и быстро дышал.

— Давай я завяжу узлом, — сказал я, забирая у Наташи концы бинта.

Когда моя рука прикоснулась к ее, Наташа вздрогнула. Робко убрала свою кисть.

— Извини, Саша.

— За что?

Наташа помолчала, не зная, что ответить. Приятно было снова увидеть в ней эту робость, которая так ярко контрастировала с ее неугомонным, живым характером.

— Спасибо, Саша, — вместо этого сказала она, — я тебе жизнью обязана.

— Скорее, Булату.

— Скорее, мы с Булатом оба обязаны тебе.

— Подержи вот здесь, я затяну.

Наташа прижала узелок пальцами, и я закончил с бинтом. Поднял на нее взгляд. В больших глазах моей жены забегали привычные за столько лет искорки. Это были искорки восхищения, которые не раз и не два я видел когда-то в прошлом.

Они появлялись в глазах девушки, когда я делал ей маленькие, но милые подарки, в первый год знакомства. А потом и тогда, когда видела она, как я отдаю всего себя во благо нашей семьи. Она знала, чего мне стоили все эти усилия, и безмерно их ценила.

— Я очень ценю, что ты без раздумий бросился на помощь мне и Булату, — сказала она, немного смущаясь, — ты очень храбрый.

— Пограничнику другим быть не положено, — отшутился я с улыбкой.

— В общем, я забралась на дерево, а они с Григорий Петровичем не успели, — рассказывала Наташа, когда мы направились в обратный путь, к машине. — За мной увязались несколько шакалов, остальные погнались за ними.

Мы шли медленно. Первым следовали Нарыв с Пальмой. Потом шли Иванов и Наташа, а я последним. На плече я нес Булата.

Еще там, под деревом, раненый пес не подпускал к себе никого, кроме меня и Наташи. Как только Нарыв пытался приблизиться к нему, Булат принимался беспокойно рычать. Вот и пришлось мне самому тащить его на закорках.

Зато теперь Булат притих, и я слышал лишь его спокойное дыхание.

— Ну я и решила приманить их едой, — продолжала Наташа, — вскрыла свою банку, кинула им подальше. Пока шакалы отвлеклись, быстро слезла. Правда, пришлось оставить вещи на дереве, а то так неудобно было спускаться. Вы, кстати, их не находили?

— Находили, — сказал я Наташе и аккуратно подсадил Булата выше на плечо, чтоб тот не сползал, — они остались у ребят, что в заслон ушли. Вернем потом.

— Спасибо, — Наташа обернулась и улыбнулась мне, — а то там фотоаппарат. Жалко потерять.

— Ваш фотоаппарат в целости и сохранности, — вклинился Нарыв.

— Да его мне не так жалко. Там пленка не проявленная, с фотографиями. Вот ее досадно было бы потерять.

— А потом что? Заплутала? — Спросил я.

— Ага, — Наташа вздохнула. — Я все искала маршрут. Думала, правильно иду, а оказалось — совсем в другую сторону.

— Тихо! — внезапно остановился Нарыв и прислушался.

Мы все тоже затихли.

— Кто-то идет, — проговорил он вполголоса.

Спереди, метрах в семидесяти от нас, мы заметили темные фигуры, пробирающиеся по редколесью.

Нарыв тут же скомандовал всем занять укрытия. Мы кинулись кто за дерево, кто за кусты.

— Что случилось? — Шепотом спросила Наташа, когда примостилась на корточки, за кустом возле Булата, которого я аккуратно расположил на земле.

— Будь здесь. Возможно, нарушители.

Нарыв с Пальмой затаились немного дальше, в каких-то суховатых зарослях. Я аккуратно, не нарушая маскировки, передвинулся к ним.

— Может, наши? — Спросил Нарыв, вглядываясь в черные тени, — этих трое. А нарушителей, согласно следам, двое было.

И правда, среди прямых, словно столбы, стволов деревьев цепочкой двигались три тени.

— Наши тут так шататься не будут, — сказал я. — Надо исходить из того, что это нарушители.

— Движутся в сторону Дикой Скалы, — заметил сержант. — Если нас услышали, плохо будет.

— Идут спокойно, значит, не слышали.

— Так может все ж наш наряд?

— Если б наряд, уже попытались связаться. Нарушители это.

Нарыв задумался, положив руку на голову притихшей Пальмы.

— Надо брать, — сказал я.

— Нас двое, — удивился Нарыв, — если это нарушители — давай пропустим. За ними следует поисковая группа. У скалы — заслон. Все равно попадутся. А нас маловато против троих.

— У нас собака, — возразил я, — А если идут спокойно, значит, не бояться преследования. Как-то сбили поисковую группу со следа.

— Все равно неразумно… — Засомневался Нарыв.

Видя его нерешительность, я взял инициативу на себя:

— Они нарушители. Надо брать. Долг выполнять свой, — затем я обернулся к Наташе и Владимиру Ефимычу, тихо сказал: — Наташ, будьте здесь. Мы за вами очень скоро вернемся. ЧП тут.

Иванов сделал такое лицо, будто хотел возразить, но Наташа его опередила:

— Идите, мы подождем. Будем тише воды, ниже травы.

Я кивнул, и мы с Нарывом, который упирался не долго, вместе пошли пробираться за цепочкой яшек.

Не думал, что скажу это, но сейчас нам сыграло на руку, что мой фонарь разрядился, когда мы оказывали Булату первую помощь. Иначе нарушители бы заметили нас уже давно.

Когда мы подобрались достаточно близко, услышали тихую речь. Сразу поняли — нерусская.

Троица мужчин шла спокойно друг за другом. Вел их невысокий коренастым мужик в мешковатой одежде. Остальные двое, явно афганцы, судя по нарядам, шли сзади. Мы заметили на их спинах небольшие сумки. Длинноствольного оружия, похоже, при них не было.

Я жестом показал Нарыву сблизиться и тот наградил меня недовольным взглядом, но все же кивнул. Мы подобрались к ним почти в платную, чтобы яшки не успели сообразить, что происходит.

Я застыл справа от них. Нарыв — слева. А потом сержант спустил собаку с поводка.

— Стой! — Одновременно вскочил он.

Я тоже поднялся из-за разлапистого куста, дернул затвор.

Внезапно раздался выстрел. Пальма пискнула и упала на землю, стала биться там, словно бешеная.

— Сука! — Заорал Нарыв.

У идущего последним нарушителя оказался пистолет.

Я не мешкал