Приказал сотне Якова замедлить шаг, за одно осмотрел лагерь и позиции. На первый взгляд, все отлично, как положено — толково и с умом.

— Доброго утра, Ваша Милость, инфант. — Проговорил на французском голландец, подъехав. Привстал на стременах, поклонился. Француз последовал его примеру.

— Игорь Васильевич, вы по нашу душу, проверять?

— Нет, пока нет. Пока Ляпунова жду. Рязанцы примерно в пяти милях.

Я специально не стал путать меры длины. В целом, что миля, что привычный мне километр, что верста — все более или менее, если отталкиваться от низкой точности измерений в целом характерных этому времени, были близкими.

— Рязанцы? — Иноземцы переглянулись.

— Перебежали они, судя по всему, от царя Василия и его войска к нам. Гонцов прислали. Ляпунов же тоже рязанец, говорить пойдем вместе.

— А к нам когда?

— Как только, так сразу проверять буду. Ждите.

Краем глаза я приметил еще одного гонца, дозорного, который влетел в лагерь справа от крайнего восточного укрепления и приблизился к нам. Смотрел больше на Франсуа, а на меня с уважением и опасением в большей степени.

Интересно, а зачем ему нужен француз? Какие-то проблемы со строительством, вопросы?

— Говори. — Повернулся я к служилому человеку.

— Так это, господарь. — Он резко слетел с коня, поклонился, вытянулся по струнке. — Там иноземца, немца поймали и…

— Чего? — Я не понял, о чем он говорит.

— Ночью еще, летел как ошалелый. Не наш, пришлый какой-то. Несся мимо поста нашего, ну мы его и… Мало ли что за человек такой. Вдруг лиходей какой-то или колдун, или черт возьми кто. Ночью-то, один, конь еле живой. Летит. Остановили. А он, ну дюже злой.

— Живой? — Злой француз, что-то такое я уже слышал.

— Да, господарь, живой. Нашим двум синяков наставил. Благо, когда с лошади летел, шаблю сломал свою. А то… — Вестовой шмыгнул носом. — Нехорошо бы получилось, господарь.

— И где он?

— Связанный там вот в крайнем укреплении сидит. Под охраной.

Я переглянулся с Франсуа. Тот был слегка удивлен.

— А на что тебе учитель ваш?

— Так это, господарь. — Дозорный вновь поклонился. — Говорит он похоже. А по-русски ругается только и вас, господарь, бранит и зовет к себе. Мы… — Он напрягся. — Мы к вам сразу-то не посмели. Понять же надо, что за птица. Вот и к господину Франсуа, как увидели его, я помчался.

Припоминал я, что в корпусе Делагарди основной контингент рейтарской конницы, это французы. Может, один из них. Только зачем? От Шуйского летел и чего хотел? Тоже, как рязанцы переметнутся? Один? Странная ситуация.

— Что-то мне это напоминает. — Я улыбнулся французу. — Помнится, ты в Воронеже тоже синяков наставил местным. Что-то вы такие агрессивные, а?

— Думаю, мой соотечественник столкнулся с теми же бедами, что и я. Хотя сейчас не зима. Но… — Он криво улыбнулся. — Зелено пойло может ввести любого из нас в невероятное состояние. Слететь с лошади, сломать клинок и не свернуть шею при этом, это нужно постараться.

В словах его звучал веский смысл.

— Ну поедем, посмотрим на твоего соотечественника, пока Ляпунова ждем. — Я повернулся к гонцу, сказал, коротко переходя на русский. — Веди.

Сотня неспешно двинулась вслед за пришедшим по душу Франсуа человеком.

Вышли из лагеря, двинулись к линии укреплений.

На крайнем редуте небольшой отряд встретил нас. Вышедшие работать бойцы, ворчали и выглядели напряженно, а охрана лагеря, дозорные, захватившие немца, ругалась и требовала обождать, пока разберутся. Слушал я, подъезжая всю эту перебранку.

— Да что этого немца спрашивать-то! Заступом по башке и вся недолга! — Выкрикнул кто-то из работяг.

— Заступом, верно!

— Да-да…

— Да может важный какой! Нельзя! — Держал оборону главный в отряде дозора.

— Да какой важный, пьянь какая-то подзаборная. Смердит люто.

— А ты лыцарей немецких больно много нюхал. Мож каждый у них такой?

Раздался громогласный смех десяток глоток.

— Раз немец, значит, чин важный. — Отрезал один из охранников.

— Копать нам надо. А то плетей дадут.

— Давно ли пороли вас, а? Игорь Васильевич хри… — Сторож, ругающийся с пришедшими работать, приметил нас подъезжающих, побледнел, вытянулся, поклонился с криком. — Господарь! Я никого! Я велел не пущать никого! А они… Требуют!

Бойцы, что давили на разведку тут же отступили, кланяться стали. Слышалось гудение:

— Господарь, господарь едет.

— Здравствуйте, войско мое христолюбивое! — Выкрикнул я, поднимая руку. — Чего случилось?

— Да вот, господарь. — Заговорил один из работников, явно сотник. Видел я его на своих военных советах. Как звать не знал, но вроде бы из пограничных из Орла. — Мы работать, а здесь, немец и эти.

— Важный человек, наверное. — Улыбнулся я ему. — Сейчас узнаем и заберем, или… К работе пристроим.

Решение заставить иноземца копать наряду со всеми моим воякам очень понравилось. Заулыбались, перешептываться стали.

— Ну что, дозорные, показывайте, кто у вас там.

Тот, видимо десятник, что спорил с пришедшими, отдал приказ и из неглубокой траншеи, укрепленной деревом, подняли человека. Связан он был крепко, кляп наглухо в рот вбит, видимо, даже кусался при поимке. Охраны было пятеро, и двое действительно имели следы ночного боя. У одного расплылся под глазом приличный такой синяк, второй носом хлюпал.

Лихо этот немец отбивался.

Да и сейчас связанный дергался, вырывался, мычал. Но вдруг уставился на меня, замер, перевел взгляд на Франсуа. Глаза пленного полезли на лоб. Удивлен он оказался невероятно.

— Дева Мария. — Прошептал мой француз. — Ты ли это?

— Это кто? — Обратился я к своему подчиненному.

Лучше спросить его, чем пытаться наладить контакт с этим чумазым пленником. Для начала. Может скажет чего толкового Франсуа, прояснит ситуацию.

— Если отмыть, отчистить и привести в должный вид, господарь… То уверен, перед нами славный Луи де Роуэн. — Мой француз смотрел на пришлого пристально, изучая и силясь понять тот это человек или нет. Все же грязен он был до жути и помят. Можно ошибиться было.

Но я сразу проникся уверенностью, раз оба они узнали друг друга — то, все так и есть.

— И кто этот? Луи? — Конкретизировал я вопрос.

— Бретер, виконт, наемник, дамский угодник, один из четырех лучших клинков Франции и тот, кому я клялся не поднимать на него клинка.

Насчет последнего припомнил, Франсуа говорил мне еще в Воронеже о том, что среди французов есть еще трое, подобных ему в мастерстве с холодным оружием. Те, кто поклялся друг другу не биться на встречных дуэлях.

— Луи де Роуэн. — Я обратился к пленнику на французском. — Виконт, если это ты, кивни.

Сопящий и явно негодующий человек прищурил взгляд. Смотрел то на меня, то на Франсуа, тянул время, но наконец-то