Поэтому самый верный и простой путь на данном этапе, это временное привлечение рабочих с крупных восстанавливающихся предприятий, которые уже здесь, на месте. Главное в этом моём предложении именно временность их привлечения, только на первое время, пока не удастся укомплектовать собственные постоянные ремонтные бригады из других источников. И здесь главным и определяющим фактором является банальная бюрократическая процедура оформления людей на довольствие.

Всех, кто начинает работать на восстановлении города, надо, выражаясь армейским языком, сначала поставить на довольствие, оформить документы, так как людям надо банально каждый день что-то есть и где-то спать. А по факту единственным источником гарантированного, конечно, весьма скудного в условиях продолжающейся тяжёлой войны продовольственного снабжения являются только государственные органы и предприятия. Больше взять негде.

И пока на привлечённых со стороны людей будут оформлять рабочие карточки, проверять документы, вносить в списки, некоторые попросту будут голодать, а голодный работник, это не работник. А с заводскими рабочими этих проблем нет совершенно, они уже оформлены, получают свой паёк, имеют крышу над головой в общежитиях или на крайний случай землянках и старых блиндажах.

Выслушав меня внимательно и одобрительно кивая, Круглов предложил самый простой и быстрый вариант решения вопроса.

— Вот что, Георгий Васильевич, я тебе скажу, как партиец партийцу. Давай так сделаем. Пусть эти твои ремонтники будут для начала формально в нашем заводском штате. Я сегодня же организую специальную бригаду по разборке трофейной техники, подберу толковых ребят, и уже завтра мы начнём работать вовсю. У нас на восстановлении завода сейчас работают не только наши штатные довоенные рабочие, вернувшиеся из эвакуации, но и просто вольнонаёмные, которые прибывают каждый день. Вот среди них мы в первую очередь и поищем нужные кадры, людей с головой и руками. Устроит такой вариант?

— Владимир Иванович, дорогой, — я с напускной обидой развёл руки в стороны, изображая недоумение, — да как меня может не устроить ваше предложение? Вы же меня просто спасаете, избавляете от недель бумажной волокиты.

— Ну тогда, раз договорились, пойдём, посмотришь, как наш завод восстанавливается. Ты как инструктор горкома партии должен быть в полном курсе дела, знать реальное положение на предприятиях. Не по бумажкам, а своими глазами увидишь.

Короткая экскурсия по заводской территории меня потрясла до глубины души, хотя я считал себя подготовленным ко всему. Я здесь был всего несколько дней назад, ходил по тем же местам, но сейчас во многих местах завода произошли зримые, просто поразительные изменения. Вся территория уже полностью разминирована сапёрами, и её большая часть старательно расчищена от бесчисленных завалов, обломков, искорёженного металла. Разрушенные цеха, конечно, никуда не исчезли, их остовы по-прежнему торчат в небо, но сейчас они уже воспринимаются по-другому, не как мёртвые руины, а как объекты восстановления. Везде кипит напряжённая работа, снуют люди, слышатся команды, лязг металла, и главная проблема, которая просто бросается в глаза даже неспециалисту, это отсутствие нормального электричества. Завод задыхается без энергии.

Заводские электрики как муравьи в разворошенном муравейнике копошатся над повреждённым электрооборудованием, тянут новые провода, устанавливают трансформаторы, а где возможно ремонтируют старые. По территории расставлено много работающих передвижных дизельных электрогенераторов, которые тарахтят не умолкая, но этого явно и катастрофически недостаточно для нормальной работы такого гиганта.

— Вот что держит нас на коротком поводке и не даёт развернуться, — Круглов с досадой показал на один из тарахтящих генераторов, — как воздух нужна полноценная высоковольтная линия от СталГРЭС. Без неё мы просто барахтаемся на месте.

— Недолго вам мучиться осталось, потерпите ещё чуть-чуть, — попытался я его успокоить. — Энергетики клянутся, что в ближайшие два-три дня дотянут линию до вас. Им сейчас большую помощь военные оказывают, солдат не жалеют. Сегодня должны к этому делу подключиться чуть ли не все инженерные части, расквартированные в Сталинграде и его окрестностях. Задача поставлена сверху чёткая, к середине мая дотянуть электричество до тракторного завода. Сталин лично интересуется этим вопросом.

— Хорошо бы, очень хорошо бы, — мечтательно протянул Круглов. — Как дадут нормальное электричество, сразу всё пойдёт в десять раз быстрее, заработают станки, прессы, мы сможем развернуться по-настоящему. — Он хитро посмотрел на меня и улыбнулся. — А теперь пойдём, товарищ Хабаров, покажу тебе твоё детище. Думаю, тебе будет интересно.

Я сразу даже не понял, что он имеет в виду, какое ещё детище, но потом сообразил, и сердце забилось сильнее от волнения. Неужели уже начали?

Моё детище, это небольшой участок по производству протезов моей конструкции, ради которого я, собственно, и ввязался во всю эту историю со Сталинградом. В момент моего появления там работал только один седой старичок в заляпанном маслом фартуке, который сосредоточенно доводил напильником до ума первые пять уже изготовленных протезов. Ещё двое работников этого участка ушли в заводскую столовую на обед, объяснил старик.

Сердце у меня часто-часто забилось, когда я своими руками взял и осмотрел первые протезы моей конструкции, сделанные здесь, в Сталинграде, на этом легендарном заводе. Я крутил их в руках, проверял подвижность сочленений, качество обработки металла. Круглов терпеливо подождал, пока я налюбуюсь на них и успокоюсь, и сказал очень тихо, почти шёпотом, так, чтобы не слышали сопровождающие нас инженеры:

— Из Москвы вчера пришло распоряжение еженедельно отчитываться о производстве протезов, присылать точные цифры. Полагаю, что, когда мы начнём их регулярно выпускать заметными партиями, нам спустят плановое задание. Готовься, Георгий Васильевич, думаю тебе еще много придется бумаги извести на разную писанину по этому поводу.

Я ничего не ответил ему, не мог выдавить из себя ни слова, только кивнул, но в душе у меня всё ликовало и пело. Теперь я совершенно не сомневался, что моя полубезумная идея действительно сработала и в стране начинает налаживаться серийный выпуск протезов, которые позволят сотням тысяч искалеченных войной инвалидов чуть ли не в буквальном смысле начать новую, полноценную жизнь. Они смогут работать, ходить без костылей, чувствовать себя людьми.

Когда мы подходили к заводской площадке, куда уже начали свозить и стаскивать трактором разбитую фашистскую технику, из общей какофонии заводских звуков начал постепенно выделяться один особенный, очень мне знакомый и неприятный. Я очень хорошо запомнил его ещё во время тяжёлых боёв за Ржев, этот противный визг резака по металлу не спутаешь ни с чем. И конечно песня кувалды, которой ремонтникам приходиться всласть помахать пока они переобувают танки.

На площадке двое молодых рабочих в брезентовых робах