— Кто здесь ляжет? — спросил Кир.

Он посмотрел на меня.

— Разыграем кровати на спичках, — предложил Артурчик. — Кто вытянет короткую, тот и ляжет на раскладушке.

Он вынул из кармана спичечный коробок.

Я кивнул и сообщил:

— Согласен. Разыгрывайте. Моя кровать — та, что ближе к входу.

Я подошёл к приглянувшемуся мне спальному месту и поставил рядом с ним сумку. Мой младший брат и Прохоров переглянулись, вздохнули. Но промолчали.

Раскладушку «выиграл» Артурчик.

* * *

Через час после заселения в гостиничный номер мы (чистые и пахнущие мылом) отправились в гости к девчонкам. Те нас встретили громким весёлым щебетом. Бурцева сидела на стуле (единственном в комнате), наряженная в короткий халат. Лена и Наташа восседали на кроватях, будто восточные мудрецы: скрестив ноги, с тюрбанами из полотенец на головах. При нашем появлении девчонки прервали беседу, поспешно поправили свои наряды. Я скользнул взглядом по комнате — около раскладушки увидел сумку Тороповой. Подумал: «Она проиграла, как Прохоров? Или получила своё спальное место в приказном порядке?»

— Когда мы пойдём на концерт Высоцкого? — с порога спросил Артурчик.

Я увидел, как Настя печально вздохнула и покачала головой.

— На концерт Высоцкого мы в этот раз не пойдём, — сказала она.

Посмотрела при этом не на Прохорова, а на Котову — будто бы взглядом просила у Лены прощения.

— У Владимира Семёновича сейчас тяжёлый период в жизни, — сообщила Бурцева. — Как сказал Аристипп: «Не позорно предаваться удовольствиям, позорно не найти сил отойти от них». Папа говорит, что Высоцкий сейчас не участвует даже в спектаклях. А в конце этой недели он так и вообще улетит во Францию.

Прохоров всплеснул руками и произнёс:

— Я так и знал!

Настя пожала плечами.

— Простите, — сказала она. — Но папа раздобыл для нас билеты на спектакль «Ревизор», что идёт сейчас в Театре сатиры. Это постановка Валентина Плучека по пьесе Николая Васильевича Гоголя. Я смотрела её уже трижды. С удовольствием схожу на неё снова вместе с вами. У нас билеты на пятницу. Хорошие места…

— «Ревизор»? — переспросил Артурчик и недовольно скривил губы. — По Гоголю?

— В этой пьесе играет Анатолий Папанов, — сказала Настя, — Вера Васильева, Спартак Мишулин, Андрей Миронов, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Зиновий Высоковский и ещё много прекрасных актёров…

— … Которых ты, Артурчик, видел пока только по телевизору и в кинотеатре, — вклинился в разговор я. — Кого из них ты не хотел бы увидеть вживую? И когда ещё у тебя возникнет такая возможность?

Прохоров вскинул брови.

— Папанов? — спросил он и потёр пальцем верхнюю губу. — Миронов? Так это…

Он посмотрел на Бурцеву.

— … Я же и говорю, что «Ревизор» — это здорово, — заявил Артурчик. — Обожаю эту пьесу!

Настя улыбнулась.

— А ещё мы можем посмотреть «Безумный день, или Женитьба Фигаро»… если захотите, — сказала она. — Тоже прекрасный спектакль с прекрасным актёрским составом. У Сергея спросите, если не верите мне: он эту комедию уже видел. Думаю, что папа раздобудет нам билеты. Если я его об этом попрошу.

— А куда мы пойдём завтра? — спросил Кирилл.

— Да куда хотите, — ответила Бурцева. — Можем прогуляться по Красной площади и по Александровскому саду. Посмотрим на Государственную библиотеку СССР имени Ленина…

Вопрос экскурсий мы обсудили ещё в купе поезда.

— В ГУМ, в ЦУМ, в «Пассаж» и в универмаг «Москва», — озвучил наш общий выбор Артурчик.

— И в Московский Дом Книги! — добавил Кирилл.

* * *

Первая ночь в гостинице «Россия» прошла спокойно. Никто на нашем этаже не орал и не хлопал дверью. Даже Артурчик не мстил мне и моему младшему брату «за раскладушку» своим раскатистым храпом. Прохоров этой ночью почти не издавал звуков. Лишь изредка он и Кирилл тихо и неразборчиво говорили во сне, будто переговаривались.

Утром я выбрался из постели за час до официально намеченного времени пробуждения. Подошёл к окну, посмотрел на стены Московского Кремля и на купола Храма Василия Блаженного. Оделся и умылся. Постучал в соседний номер. Открыла мне дверь Бурцева. Настя щурила глаза, куталась в халат. Узнала меня — удивилась.

— Мы проспали? — спросила она.

Я покачал головой.

— Нет. Это я встал пораньше.

Бурцева приподняла брови.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Ничего не случилось, — ответил я. — Скажи Лене, что мне нужен её блокнот и ручка. Это срочно.

Настя пару секунд смотрела мне в лицо, будто обдумывала мою просьбу. Убрала за ухо прядь волос.

— Ладно, — сказала она. — Сейчас.

Дверь Бурцева не прикрыла. Но я не вошёл в номер — дожидался Настиного возвращения за порогом.

В комнате раздались тихие, но встревоженные голоса. Анастасия вернулась с блокнотом в руке — вручила его мне.

— Вот, — сказала Бурцева. — Держи. Зачем он тебе сейчас?

Я дёрнул плечом и пояснил:

— Запишу кое-что. Пока не забыл.

Взмахнул блокнотом и ручкой.

— Спасибо, — сказал я.

И тут же спросил:

— Кстати, Настя, ты не знаешь, в этой гостинице был пожар?

Бурцева пожала плечами. Огляделась, словно поискала взглядом в коридоре дым.

— Не знаю, — ответила она. — Не помню о таком случае. А почему ты об этом спросил?

— Так, просто.

Я улыбнулся, повторил:

— Спасибо.

Тут же резко развернулся и поспешил в свою комнату.

* * *

В номере я зажёг висевший на стене светильник, уселся на скрипучий стул. Положил блокнот перед собой на столешницу и раскрыл его на чистой странице, пролистнув сделанные красивым почерком Котовой записи.

Секунд пять я раздумывал над первой фразой. Хотя ещё четверть часа назад она уже вертелась у меня в голове. Но с тех пор я придумал ещё парочку вариантов. Поэтому не сразу выбрал наиболее удачный.

Решил, что зря мудрю — записал то начало повествования, которое мне пришло на ум первым…

* * *

Я не делал перерывов — без устали, но неторопливо записывал на странице всё новые слова. Не смотрел по сторонам. Но слышал звучавшие в комнате фразы.

— … Мы проснулись, — говорил Артурчик, — он уже так сидел…

— … Что он пишет? — это спросила Бурцева.

— … Какой-то свой сон записывает, — ответил ей Кирилл. — Так сказал нам. Но ничего толком не