Казаки, обсуждающие между собой эти новости, почему-то даже верить не хотели в подобную наглость.

Дело в том, что «соседи» — те же ногаи или татары, да и мордва тоже — нечасто позволяли себе целенаправленные походы на подвластные казакам земли. Чревато неприятностями нападать на поселения, где сражаться с неприятелем будут все жители, включая женщин и детей. Поэтому такие походы просто не стоят того, если только не походя, в составе большой орды по пути в набег на какие-нибудь княжества.

Здесь же набег планируется именно на наше поселение, и при этом ногаи точно знают, что большая часть живущих здесь казаков должна этим летом уйти в поход.

Собственно, из-за этих новостей, полученных ногаями непонятным образом, здесь и появилась их разведка — чтобы подтвердить или опровергнуть эту информацию.

Что совсем странно, набег планировался в начале лета, что совсем уж ни в какие ворота.

Всегда кочевники ходили в набеги либо осенью, когда урожай собран в землях, куда они шли, либо зимой, дождавшись, когда ударят морозы, чтобы избежать проблем с преодолением водных преград. Им главное взять достойную добычу, в том числе провиантом.

В общем, подозрительно все с этим набегом. А ведь он мог бы и получиться, если бы не моя случайная встреча с разведчиками, во время которой я только чудом не погиб.

Вот тоже, кстати, странность. Анализируя уже в более-менее спокойной обстановке свое поведение тогда, я сам себе не верил, что смог не думая принять единственно верное решение, благодаря которому я остался в живых. Действовал ведь не как юнец бестолковый, а скорее как матерый профессионал, которым ни я в прошлой жизни, ни пацан, тело которого мне досталось, ни разу не были.

Вот совсем непонятно тогда, как я смог так мгновенно сориентироваться и уцелеть.

Читал я когда-то в прошлом мире о невольной мобилизации человеческого организма в стрессовых ситуациях. Наверное, только на это и можно списать произошедшее, другого объяснения просто нет.

К сожалению, долго наблюдать за работой казачьего штаба мне не довелось, посещала бабушка, до которой дошли слухи о моем ранении. Она влетела в воинскую избу как на пожар и тут же, не обращая никакого внимания на наше окружение, развила бурную деятельность, что в свою очередь не понравилось собравшиеся тут авторитетам.

Наверное, поэтому они очень быстро организовали телегу для транспортировки меня домой и даже пару крепких казаков выделили, чтобы они, стараясь меньше тревожить раненую ногу, погрузили мою тушку на эту телегу, а потом и выгрузили уже дома.

Рассказывать о кудахтаньях бабушки, перемежаемых причитаниями, стенаниями и руганью, не буду, и так понятно, что вела себя по образу и подобию всех женщин на свете.

Вот лечение её удивило.

Едва мы оказались дома, как она сразу взялась за дело, первым делом начав приготовление на очаге непонятного отвара.

Именно этим отваром она промыла рану, ругаясь на безрукость перевязывавших меня казаков.

Что удивило, действовала она при этом самым что ни на есть изуверским способом, ковыряясь в ране, как у себя дома, совершенно не обращая внимания на мои стоны и скрип зубами. Разве что перед тем, как начать, произнесла:

— Хочешь быть воином, значит, терпи.

После этой перевязки она сунула мне в рот чуть не насильно небольшой пучок непонятной травы и велела:

— Хорошо разжуй, прежде чем глотать.

Пришлось жевать, деваться-то некуда, правда, недолго, и я даже не помню дожевал до нужного состояния или нет. Неожиданно накатила сонливость, какая-то вялость в организме, и я как-то быстро потух, будто костёр водой залили.

Очнулся только на следующий день утром, и то потому что бабушка занялась перевязкой ноги, при этом неизбежно потревожила рану, что, собственно, меня и разбудило.

Не успел открыть глаза, как услышал:

— Очнулся наконец? Что же ты у меня слабенький-то такой? Ну вот какой из тебя воин, немощь ты бестолковая?

— Ба, ну что ты все ругаешься? Я, по-твоему, специально что ли искал этих ногаев?

— Потому и ругаюсь, что липнет к тебе всякое. Сам же видишь, из всей слободы только тебя угораздило с ними встретиться, — пробурчала в ответ бабушка, отрывая при этом присохшую повязку, отчего я натурально взвыл и, не сдержавшись, даже упомянул какую-то мать.

— Ба, ты меня угробить хочешь? Можно же сначала размочить повязку и только потом разматывать…

— Поучи ещё меня, как раны лечить, — тихо пробурчала бабушка. — Ещё и ругается он, ишь ты…

Эту нашу перепалку перебил вопрос дядьки Матвея, появление которого я как-то прозевал:

— Тёть Маша, скоро закончишь? Поговорить мне надо с твоим внуком

— Только начала, подождать придется, — как-то очень неприветливо ответила бабушка, хмурясь, и зачем-то снова начала ковыряться в ране, отчего я снова непроизвольно взвыл.

— Терпи, — строгим голосом велела бабушка. — Не заметила вчера впопыхах одну ниточку угодившую в рану.

— Сурово ты с ним, тёть Маша. Внук же не жалко?

— Потому что внук и нельзя жалеть. Пожалеешь сейчас, потом горя не огребешь. Не мешайся пока, Матвей, закончу, потом поговорим.

Перевязка, как мне показалось, длилась даже дольше, чем вчера, и вымотала меня напрочь. По всему организму разливалась непонятная слабость, чего, по идее, не должно быть, ломал когда-то в прошлой жизни ногу, что сопровождалось рваной раной, и помню ощущения — не было такой слабости.

Бабушка, как будто читая мои мысли, произнесла:

— Крови много ты вчера потерял, что плохо. Я узвар сделала, и тебе сегодня нужно весь его выпить.

С этими словами она с кряхтением поставила рядом со мной внушительный такой на вид керамический горшок и рядом с ним глиняную же кружку.

— Кормить тебя буду чуть позже, — сказала она и добавила, уже обращаясь к дядьке Матвею: — Можете поговорить, но недолго. Ему сейчас покой нужен.

Собственно, разговор и правда получился недолгим.

Дядька Матвей коротко рассказал, что ногаев, шпионивших за поселением, догнали, некоторых пленили, а большую часть уничтожили, тем более что было их всего-то чуть больше десяти человек.

Но это он поведал, можно сказать, походя. Главное — это то, что удалось выяснить о будущем набеге.

Оказывается, разведчики успели уже отправить гонцов с известием, что казаки действительно собрались идти в поход, а значит, оборона слободы ослаблена, так что набегу быть.

В общем, недели через две следует ждать гостей, и понятно, что теперь ни о каком походе казаков не может идти и речи.

Удалось выяснить также, каким образом ногаи добрались до поселения незамеченными. Оказывается, им в этом