— Почему? — в голосе Оболенского прозвучало недоверие. — Это же просто медный кружок.

— Нет, — твердо сказал я. — Он должен быть идеально ровным, без малейшего биения, иначе он расколет малахит. Он должен быть из меди особого, «бескислородного» проката, чтобы алмазная пыль в него «внедрялась», а не стиралась. И главное — его кромка. Она должна быть тонкой, как лезвие бритвы, но при этом идеально ровной. Ваши мастера могут выточить ось для корабельного штурвала. Но они не могут сделать этого. Это — ювелирная работа. И сделать ее могу только я.

Оболенский смотрел на чертеж, анализируя ситуацию. Он понял. Он мог нанять армию ремесленников, но без меня, без моих знаний, вся эта армия будет бесполезна. Я был ключевой, незаменимой деталью.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Ты меня убедил. Ты получишь все, что нужно. Завтра же я пошлю за механиками. Они соберут «тело» для твоего станка. А ты будешь ковать для него «сердце». Составь полный список всего необходимого. Деньги — не проблема. Проблема — время. У нас осталось мало времени.

— Мы успеем, — сказал я с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал.

— Надеюсь, — он криво усмехнулся. — Иначе нам обоим придется туго.

Он направился к выходу, но у двери остановился.

— И да, Григорий…

— Да, ваше сиятельство?

— Не смей больше трогать мои перстни, — сказал он довольно строго. — Для своих фокусов найди что-нибудь попроще.

С этими словами он ушел.

Проект был запущен. Рубикон перейден. Теперь мне предстояло совершить чудо. Нужно было в одиночку, в этой самой мастерской, создать деталь, от которой зависел конечный результат.

Глава 9

Следующий день начался с хаоса. Князь Оболенский развил бурную деятельность. В мою мастерскую, еще вчера бывшую тихим убежищем, явились двое угрюмых механиков с Адмиралтейских верфей, присланных собирать «тело» станка. Звали их Федор и Степан. Оба — здоровенные мужики, пропахшие металлом и машинным маслом, с руками, которые могли согнуть подкову. Они вошли, оглядели мою сверкающую чистотой кузницу с презрением профессионалов к любительской затее и встали, ожидая распоряжений. Сам князь сидел в углу в кресле, явно наслаждаясь ролью режиссера этого театра.

Я развернул на верстаке свой эскизный проект станка.

— Вот, господа мастера, — начал я. — Задача — собрать эту машину. Основа — дубовая. Привод — ножной. Скорость вращения диска…

— Тысяча оборотов? — прервал меня Федор, ткнув мозолистым пальцем в мои расчеты. Он усмехнулся. — Да твои деревянные шкивы, парень, разлетятся в щепки через минуту такой пляски! Тут чугун лить надо, да потолще.

— Чугун даст слишком большую инерцию и вибрацию, — спокойно возразил я. — Нам нужна легкость. Шкивы будут из выдержанного бука, но укрепленные вот так, — я быстро набросал схему, — стальными обручами. А ремни — не простые, а из сыромятной кожи, вываренные в воске, чтобы не тянулись.

Механики переглянулись. В их глазах читалось недоверие.

— А это? — подал голос второй, Степан. — Винт такой точности… Такое, может, в Англии и делают, да и то секрет. Где ты нам такой взять прикажешь?

— Супорт. Мы сделаем его сами, — ответил я. — Точнее, вы сделаете, а я покажу, как.

Это было уже слишком. Федор откровенно расхохотался.

— Князь, — обратился он к Оболенскому, игнорируя меня. — Ваше сиятельство, вы уж простите, но мальчишка ваш начитался заморских книжек. Он просит нас построить то, чего и в природе не бывает. Мы люди простые, мы делаем то, что работает. А это… — он пренебрежительно махнул рукой на мой чертеж, — это фантазия.

Оболенский нахмурился. Я видел, что он начинает сомневаться. Его вера в меня была основана на «чуде» с сапфиром, но здесь он столкнулся с мнением двух лучших практиков столицы.

Кажется слова здесь бессильны. Нужна была демонстрация.

— Хорошо, — сказал я. — Давайте решим одну, самую простую задачу. Вибрация.

Я подошел к небольшой стальной наковальне, стоявшей в углу. Взял молоток и ударил по ней. Раздался чистый, долгий, звенящий звук.

— Звенит, — констатировал я. — Это и есть вибрация. Энергия удара не гасится, а заставляет металл колебаться. А теперь…

Я взял кусок толстого войлока, который заказал накануне, подложил его под наковальню. И ударил снова. Звук был глухим, коротким, мертвым.

— Не звенит, — я посмотрел на механиков. — Войлок погасил удар. Вот что я предлагаю, — я вернулся к чертежу. — Все узлы станка мы установим не прямо на станину, а через вот такие многослойные прокладки из войлока и кожи. Мы заставим дерево и кожу «съесть» любую дрожь.

Механики замолчали. Этот простой, наглядный эксперимент был для них убедительнее любых расчетов. Они увидели не фантазию, а инженерную логику.

— А с винтом… — начал я, но понял, что моих знаний из будущего недостаточно. Я не помнил точных составов сплавов, которые использовали для подшипников скольжения. — Ваше сиятельство, мне нужны книги. Все, что есть в библиотеке Академии Наук по металлургии и механике. Особенно труды Нартова и Кулибина, если есть, конечно.

Оболенский, заинтригованный, кивнул денщику.

В тот вечер, когда Прошка принес мне ужин, он застал меня за странным занятием. Я сидел на полу, окруженный стопкой фолиантов в кожаных переплетах, и лихорадочно перелистывал страницы, делая пометки на грифельной доске. Мальчишка смотрел на меня, как на настоящего колдуна, который читает свои заклинания.

Работа шла всю ночь. Я искал. Искал крупицы знаний, которые уже существовали в этом мире, чтобы соединить их со своими. Я нашел упоминание о бронзовом сплаве с высоким содержанием олова, который использовали для корабельных подшипников. Нашел чертежи токарного станка самого Андрея Нартова с его оригинальным суппортом.

Утром я пришел к механикам с новым, уточненным чертежом.

— Вот, — сказал я. — Подшипники будем лить из этой бронзы. А суппорт — вот его прототип, его придумал механик царя Петра еще семьдесят лет назад. Мы не будем изобретать. Мы будем улучшать то, что уже было создано лучшими умами России.

Федор долго смотрел на чертеж, потом на