Значит, мои подозрения оправдались. Старец Горы послал двух ассасинов на одно задание. Сделал это не случайно. Это было испытанием. Или приговором.

Я медленно переместился в тень балконных опор. Мой разум уже просчитывал варианты.

Рашид занял позицию лучника, значит, планировал убить издалека. Вероятно, стрелой в спину, когда я буду спускаться по стене. Грубо. Предсказуемо. В духе Рашида.

Но что делать дальше? Спуск по стене превращался в самоубийство, на открытом пространстве я стану легкой мишенью. Отступление через крепость тоже исключалось — слишком много стражников, слишком много шума.

Оставался только один путь, через балкон, мимо ослабленных перил, в покои Али ибн Хашима. Там я мог бы укрыться, дождаться рассвета, возможно, даже завершить миссию другим способом.

Я бесшумно подтянулся на руках и перекинул ногу через край балкона, стараясь не задеть ослабленные перила. Дерево под моим весом едва заметно прогнулось.

Я замер, прислушиваясь. Где-то в глубине покоев раздавался мерный храп, Али ибн Хашим беззаботно спал.

Именно в этот момент Рашид выстрелил.

Стрела просвистела в ночном воздухе, пересекла пространство между башнями и вонзилась мне между лопаток. Удар был настолько мощным, что наконечник пробил кожаную куртку, ребра и вышел из груди, брызнув кровью на потемневшие доски балкона.

Я почувствовал, как силы покидают мое тело. Ноги подкосились, руки разжались. Я рухнул на колени, опираясь ладонями о пол балкона. Кровь текла изо рта, окрашивая древесину в черные пятна.

Я упал на бок, чувствуя, как жизнь вытекает из меня вместе с кровью. В ушах шумел ветер с гор. Перед глазами мелькали лица учителей, стены Аламута, лицо Старца Горы, все в последний раз.

Последней моей мыслью было сожаление. Не о собственной смерти, а о будущем, которое теперь никогда не наступит.

О пути, который орден не выберет. О философии, которая умрет вместе со мной на балконе чужой крепости.

Мои глаза закрылись, и последнее, что я увидел, это темные очертания вершин гор вдалеке.

* * *

Месяц спустя

Рашид ибн Муса сидел в своих покоях в Аламуте, перебирая оружие, приготовленное для последней миссии. На низком столике из кедрового дерева лежал кинжал, его рукоять из слоновой кости поблескивала в свете масляной лампы. Рядом стоял серебряный кубок, из которого Рашид пил вино в этот вечер.

Убийство Хашима было простым и прямолинейным. После того как тело Халима остыло на балконе, Рашид пробрался в крепость через окно оружейной. Стражники дремали, долгая ночная вахта сделала свое дело. Он прошел по коридорам, как тень, но без излишней осторожности своего покойного соперника.

В покоях Али он не стал изобретать сложных планов. Просто перерезал горло спящему толстяку. Быстро. Эффективно. Кровь хлестала на шелковые подушки, окрасив их в темно-бурый цвет. Хашим даже не успел проснуться, смерть пришла во сне.

Именно так должны умирать враги ордена, думал тогда Рашид. Не от подстроенных несчастных случаев, не от медленно действующих ядов. От клинка ассасина, чтобы весь мир знал: никто не может противиться воле Старца Горы.

Теперь, месяц спустя, его философия торжествовала. Хасан ибн Саббах внял его словам.

Молодых адептов обучали новой тактике, открытым убийствам средь бела дня, в людных местах, чтобы максимально устрашить врагов. Белые одежды, громко выкрикиваемые лозунги, демонстративное пренебрежение к собственной жизни, все это должно было сделать имя «исмаилит» синонимом неотвратимого ужаса.

Рашид поднял кубок и отпил глоток воды. Горная родниковая вода в Аламуте всегда была особенно чистой и холодной. Он пил из этого источника уже двадцать лет, с тех пор, как впервые попал в крепость юношей.

В последние дни его мучила странная слабость. Врачи говорили о горной лихорадке, о переутомлении после долгой миссии. Рашид не придавал этому значения. Воин должен быть сильнее болезней.

Но сегодня слабость усилилась. Руки дрожали, когда он поднимал кубок. В горле стоял металлический привкус. Голова кружилась, словно после долгого поста.

Он снова отпил воды, жадно, пытаясь смыть неприятный вкус во рту. Вода казалась чуть горьковатой, но родники в горах всегда отличались по вкусу.

Рашид не знал о тайном резервуаре, который Халим устроил в стене над его покоями еще до отъезда в крепость Хашима. Не знал о медленно работающем механизме, который каждый день добавлял несколько капель концентрированного яда в его личный источник воды. Яд из корней болиголова и сока молочая, медленный, коварный, не оставляющий следов.

Механизм был рассчитан на месяц. Если бы Халим благополучно вернулся, он бы остановил его действие. Но поскольку Халим не пришел, Рашиду пришлось заплатить за стрелу, направленную в спину соперника.

Он поставил кубок на столик и попытался встать. Ноги не держали. Он рухнул на колени, хватаясь за край низкого дивана. Дыхание стало затрудненным, сердце билось неровно.

Теперь он понял. Слишком поздно, но понял.

— Халим… — прохрипел он в пустоту покоев.

Никто не ответил. Мертвые не говорят. Но иногда они мстят.

Рашид упал на ковер, который когда-то привез из далекого похода. Перед глазами мелькали лица убитых им врагов, стены крепостей, которые он штурмовал, кровь на своих руках.

Он умер на рассвете, когда муэдзин призывал правоверных на утреннюю молитву. Его нашли слуги, лежащим на полу с кубком в руке, словно уснул во время питья воды.

Орден списал смерть на божественное наказание за грехи молодости. А философия террора, которую он внушил Старцу Горы, укоренилась и дала всходы. Ассасины стали именно теми, кого запомнила история, фанатиками в белом, сеющими ужас во имя своей веры.

Тонкое искусство Халима ибн Сабаха умерло вместе с ним на балконе далекой крепости. Но даже из могилы он сумел покарать предателя.

* * *

Тьма пришла не сразу.

Сначала я почувствовал, как душа отделяется от остывающего тела.

Всем моим существом овладела легкость, какой я не знал при жизни. Боль исчезла, кровь перестала течь из раны.

Я парил над балконом, глядя вниз на собственный труп. Стрела торчала между лопаток, как последняя насмешка Рашида.

Ветер с гор больше не касался меня. Я сам стал частью этого ветра.

Видения потекли, как вода из горного источника.

Аламут в лучах заката. Старец Горы в своем саду, перебирающий четки. Мой учитель Ибрагим, объясняющий, что истинная сила — в незаметности. Лица врагов, которых я убил без крови, без криков, без следов.

Все это рушилось. Я видел будущее ордена — белые одежды, кинжалы, блестящие средь бела дня. Фанатики, бросающиеся на копья стражников после совершения убийства. Террор вместо тонкого искусства. Страх вместо мудрости.

Рашид победил. Даже