Крейсер проходил сквозь раскручивающийся шторм. Эскадра проходила.

Ненастье наберёт силу в ночь, достигнув по шкале Бофорта девяти баллов, и не остановится на этом. Чему не приходилось удивляться, подобные погоды для осени северной Атлантики – это сезонная норма.

* * *

А в то затянувшееся утро после боя, когда Мур отступил, когда намёки на очертания его кораблей растворятся позади за кормой, советская эскадра начнёт собираться.

С мостика «Кондора» рассмотреть пристроившиеся позади линкор и линейный крейсер особо не представилось – естественная потребность узнать и оценить последствия артиллерийской дуэли. Опять-таки, интерес у Скопина был далеко не академический:

«По-другому разыгранный бой, тем более нашим вмешательством. По идее, и „Советский Союз“ и „Кронштадт“ должны были получить меньшие повреждения, нежели им причиталось. Любопытно бы сравнить с исходными. С теми условными „печатными данными“. Однако информировать нас явно никто не собирается. А запросить не по субординации».

Тем временем Левченко потребовал доложить о состоянии материальной части и целостности кораблей, озабоченный безопасностью и возможностью далее поддерживать походный режим.

Доложили. Как положено.

С КП флагмана назначили эскадренную скорость, установив курс.

Вытянувшись в кильватерный строй, соединение перестроится в походный порядок, уже апробированный и испытанный ранее. Вновь занявший место головного, «Кондор» положит нос практически на волну. Отзвякает машинный телеграф, рулевой отрепетует: «На румбе – пятьдесят!» Штурманские курсовые линии пролягут по касательной к северу. Исландия отойдёт на край карты, в основных ориентирах прокладок теперь будет значиться Ян-Майен и дальше…

Этим курсом эскадра будет следовать как минимум до заката.

Опережая прогнозы, к концу того же дня ветер быстро набрал силу почти до девяти баллов. Поверхность океана превратилась в уродливую вспененную тускло-зеленоватую массу. С сумерками погода окончательно «пошла ко дну» – серая мгла была настолько густой, что трудно было различить, где кончается вода и где начинается воздух.

На крейсере всё уже давно закреплено по-штормовому, ещё побегали, посновали по верхним палубам, зачехляя последнее, задраивая крайнее – выходные двери, люки, укрываясь в тамбурах, ведущих внутрь корабля. Лишь сигнальщикам мёрзнуть на продуваемых мостиках.

Пошёл отсчёт вахтенных часов «по четыре», под мерный ход туда-сюда дворников, сбрасывающих капли дождя и морских брызг со стёкол ходовой рубки.

Вспоротая форштевнем волна будет пенистым валом катиться по баку, омывая все палубные возвышения, тумбы пусковых установок, обдавая брызгами прожаренные стартовыми двигателями ракет газоотбойники.

Светлое время суток пройдёт незаметно. Свинцовые тучи ещё доедали день, окончательно сгущая непроглядность.

Командир вновь заступит на мостик в «собаку». Скоротав по случаю текущую рутину в разговоре. Умозрительном.

– Вот представить шведско-китайскую войну. Или ещё нелепей – финско-эфиопскую… Финнам ехать к эфиопам, чтоб повоевать? А эфиопам… тем так, хм, ещё дальше, по лености. Этих ребят только буква «фы» и единит, для смеху.

Потому что всегда было кстати конфликтовать не с далёким дядей, а с соседом. Начиная гавкаться по пустякам через забор, накапливая целый ком противоречий и взаимных обид. Особенно когда есть те, кто сидит «за речкой» и подзуживает. Обратили внимание, как вектор антагонизма и ненависти у нас, у русских, сместился от «англичанка гадит» к американцам.

Закономерно. После Второй мировой войны США становятся доминирующей империалистической силой. И довольно агрессивной.

Для нас война… любая: финская, Отечественная, «холодная» и даже афганская, практически неизменно выражается в нехватке ресурсов. Всякий раз требуя каких-то героических преодолений.

А эти сволочи всегда имели выгодную позицию. Если Гитлер не отважился даже на план «Лев»[4] – переплыть всего лишь Ла-Манш, то Рузвельт вообще не нервничал, имея между Европой и берегами Америки целый океан. Как и для тех же японцев пересечение всего Тихого океана являлось непреодолимым в плане устойчивости военной операции расстоянием.

Сидят себе там на отдельном обособленном континенте, всегда в стороне, и уже никогда небезучастно, сверх того – провоцируя на очередную возню в европейской песочнице. А союзнички-британцы услужливо подставили плечо своим непотопляемым авианосцем.

Между прочим, именно Соединённые Штаты целенаправленной политикой в итоге и запихнут англичан туда, собственно говоря, откуда они и вышли вообще…

– Э-э-э… в п***…?

– Я имею в виду их альма-матер – острова метрополии. Добив колониальную империю Британии, вытеснив своим капиталом с рынков. М-м-м, окончательно где-то к шестидесятым, но это уже история…

Здесь пока всё к тому только идёт. Не знаю, подозревает ли об этом Черчилль. Да конечно, всё он прекрасно понимает[5]! Даю сто против одного, что весь этот новый крестовый поход против большевиков, что мы наблюдаем сейчас, раскрутился именно с подачи непримиримого сэра Уинстона. Теряя империю и значимость, он готов пойти на любые чрезвычайности.

А вот Рузвельт…

Из того что мне попадалось про планы Рузвельта на послевоенное выстраивание взаимоотношений с Советским Союзом, странно вообще, что он согласился на столь радикальный шаг.

С дальних берегов

Когда твоя самодостаточность возводится в абсолют, тебе не обязательно смотреть, как ведут себя другие. Пусть они смотрят, как ведёшь себя ты.

Активная игра в стане союзников против Советского Союза началась к началу лета 1943 года. Собственно, она никогда не прекращалась, основные акценты были расставлены, и их никто не умалял, даже в коалиционном взаимодействии. Самым уместным здесь был тезис, озвученный в ходе одного из раутов представителей стран, говорящих на английском языке: «Большевистская Россия и объединённые нации западного мира, противостоящие державам „оси“ во главе с нацистской Германией, всего лишь вынужденные союзники в тяжёлые времена».

Тогда, к лету 1943 года, успехи Красной армии на фронтах начали вызывать крайнее беспокойство. Планирующие инстанции, в большей степени английские, однако и американские тоже, склонялись к мысли о возможности быстрого продвижения русских на Балканы и Дунай. Следовало задуматься о том, чтобы как-то обезопасить Восточную Европу от угрозы попадания под советский контроль.

Эпатажный Черчилль колко заметит, что: «Свою роль укоротить Гитлера русский медведь практически выполнил, теперь ему надо снова вернуться в свою берлогу».

С этим можно было согласиться, однако Рузвельт в открытую подобные эпитеты с недавних пор себе не позволял. Россию для него олицетворял Сталин, к которому американский президент относился как к очень серьёзному политическому противнику.

Противостоять продвижению Советов можно было только встречной силой. Британское командование по настоянию премьера разработало план освобождения Восточной Европы от гитлеровских войск собственными усилиями. Предусматривая высадку англо-американского контингента в Италии с последующим овладением Балканского полуострова, выходя на Дунай – в Румынию и Венгрию.

Ничего путного из этого не получилось