* * *

Следующие дни слились в странную, напряжённую рутину. Дом превратился в настоящую крепость — не метафорически, а буквально. Захар и четверо его товарищей патрулировали периметр круглосуточно.

Поручик Соколов со своими агентами организовал скрытое наблюдение за окрестностями. Я не видел их, но знал, что они там — в тени подворотен, под видом торговцев на рынке, в толпе богомольцев у церкви. Каждый, кто приближался к дому, попадал под пристальный взгляд, фиксировался, анализировался.

Иван Дмитриевич приезжал дважды в день с докладами. Его люди взяли под контроль тех самых наблюдателей, что торчали напротив моего дома. Выяснили, что они сменяются каждые шесть часов, получают инструкции через мальчишку-посыльного, который относит записки в трактир «Золотой петух» на Ямской улице. Цепочку начали аккуратно раскручивать дальше, не спугнув заказчика.

— Мы установили, что связной встречается в трактире с мужчиной средних лет, — докладывал Иван Дмитриевич, разворачивая на столе план города с отмеченными точками. — Хозяин описывает его как «господина в сером плаще». Акцент иностранный, но говорит свободно. Платит серебром, щедро, но не демонстративно. Приходит в разное время, всегда один, садится в дальний угол.

— Это он? «Француз»? — я наклонился над планом, игнорируя протест раненого плеча.

— Возможно, — осторожно ответил Иван Дмитриевич. — Описание частично совпадает с вашим. Но я не хочу спешить и спугнуть добычу раньше времени. Если схватим его сейчас — потеряем остальную сеть, всех его агентов и связных. Мне нужны все, Егор Андреевич. Каждый агент, каждый информатор, каждое звено. Только так мы сможем гарантировать, что угроза устранена полностью.

Я кивнул, понимая логику, хотя каждая клеточка тела жаждала немедленной мести.

— Сколько времени вам нужно?

— Неделя, может быть, две, — Иван Дмитриевич свернул план. — Я хочу установить полную картину: кто ещё с ним связан, куда он ходит, где живёт, с кем встречается. Нужно проследить деньги — откуда они, через какие руки идут. А потом накроем всех разом, за одну ночь.

Завод тоже усилили до состояния военного лагеря. Генерал Давыдов, узнав о покушении на меня, лично выставил военный караул из гвардейского батальона. Теперь на территории постоянно дежурили солдаты с ружьями наготове, а все входы и выходы контролировались с педантичностью, достойной крепости в осадном положении. Каждый мастер, каждый рабочий проходил проверку при входе — документы, обыск, допрос у вахтёра. Незнакомцев не пропускали вовсе.

Иван Дмитриевич лично допрашивал тех мастеров и купцов, кто вызывал хоть малейшее подозрение. Проверял биографии до седьмого колена, выискивая связи с иностранцами, долги, слабости, которые можно использовать для шантажа.

Я же сидел дома, восстанавливаясь. Рана заживала медленно, но верно — Ричард был прав, воспаления не случилось благодаря его своевременной и грамотной обработке. Но слабость оставалась навязчивой, изматывающей. Я спал по двенадцать часов в сутки, просыпаясь разбитым и вялым. Организм требовал времени на восстановление после нечеловеческого стресса — несколько дней без нормальной еды, побега, драки, ранения, марш-броска через леса и поля.

Николай Фёдоров приезжал каждый день с докладами о делах на заводе. Он входил аккуратно, с извиняющейся улыбкой, нёс папку с бумагами, раскладывал их на столе в кабинете.

— Производство штуцеров идёт по плану, Егор Андреевич, — докладывал он, показывая цифры. — Мастера освоили сборку пьезоэлектрических замков, брак минимален — менее пяти процентов. Григорий Сидоров взял на себя техническое руководство в ваше отсутствие и справляется отлично. Он просил передать вам, что следующая партия штуцеров готова к полевым испытаниям.

— Хорошо, — кивнул я, перелистывая отчёты. — Пусть генерал Давыдов проводит учения. Но я хочу быть там, увидеть результаты своими глазами, услышать отзывы офицеров.

— Егор Андреевич, но Иван Дмитриевич категорически против вашего выезда, — осторожно заметил Николай. — Он считает, что это слишком рискованно.

— Я с ним поговорю, — отмахнулся я, хотя прекрасно знал, что разговор будет непростым.

Но когда вечером Иван Дмитриевич явился с очередным докладом, я поднял этот вопрос, и он был непреклонен, как скала.

— Нет, — сказал он твёрдо, даже не задумываясь. — Ни при каких обстоятельствах. Слишком рано, слишком опасно.

— Опасно? — я нахмурился, чувствуя, как закипает раздражение. — Да у нас там будет половина гвардейского полка охраны! Весь полигон оцеплен!

— И это не гарантия абсолютной безопасности, — возразил он холодно. — Стрелок с нарезным ружьём может убить вас с трёхсот, а то и четырёхсот шагов. А у французов такие ружья есть, я это точно знаю. Мы не можем контролировать всё пространство вокруг полигона — там леса, овраги, старые сараи. Идеальные укрытия для стрелка. Нет, Егор Андреевич. Пока угроза не устранена полностью, пока я не накрыл всю французскую сеть — вы остаётесь здесь, в этом доме.

Я сжал кулаки, но спорить дальше не стал. Он был прав, даже если это невыносимо бесило. Логика профессионала безопасности против моего желания видеть результаты своей работы. Логика побеждала.

— Тогда хотя бы скажите — есть прогресс в расследовании? Что-то конкретное?

Иван Дмитриевич помолчал, потом достал из кармана свежую сводку, исписанную его мелким, аккуратным почерком.

— Есть существенный прогресс. Мы проследили цепочку связных до трактира «Золотой петух». Там встречаются двое — один из тех наблюдателей, что дежурил у вашего дома, и тот самый мужчина в сером, которого я упоминал. Мои люди установили за ним наблюдение. Он снимает комнату в доходном доме на Казанской улице под именем Пьера Дюбуа, купца из Риги. Документы поддельные, но качественные. Акцент у него действительно иностранный, хотя русским владеет свободно.

Я резко выпрямился, плечо предательски взорвалось болью.

— Это он, да? «Француз» из моих допросов?

— Весьма вероятно, — осторожно подтвердил Иван Дмитриевич. — Описание совпадает: среднего роста, сухощавый, седеющие виски, манеры дворянские. Один из моих агентов видел у него нервный тик под левым глазом, когда он читал газету в трактире. Это совпадает с вашими словами.

Ярость вспыхнула, горячая и почти неконтролируемая. Он здесь, в Туле, спокойно пьёт чай в трактире, в то время как я сижу взаперти, как узник.

— Схватите его, — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Немедленно. Пусть даёт показания.

— Нет, — спокойно, но твёрдо отказал Иван Дмитриевич, глядя мне прямо в глаза. — Я понимаю ваше желание мести, Егор Андреевич. Он никуда не денется. За ним круглосуточное наблюдение. Но если мы возьмём