К началу разговора я опоздала. Когда прокралась в тамбур, старлей шёпотом уже вовсю распинался:

— Короче, так скажу тебе, Жень. Зря Истомин влез в эту кухню. В штабе вовсю бумажки разбирают. Или он думал, до комбата не докатится? На капитана ещё вчера представление ушло, а вы тут. Андрей из канцелярии сообщил. У вас доказательств никаких, а у комбата шесть рапортов. Нашлись свидетели. И бензовоз на Истомина валят. От Лютикова рапорт есть, а замполит тогда врио командира был и рапорт, выходит, не продвинул. А если и продвинул, то нигде не зарегистрировал. А обязан был. И получается, он сейчас на мозоль генералу наступил. Всем карьеру решил под откос пустить. Задавят его бумажками. Утром у него обыск сделают, и боюсь, что-нибудь найдут. У тебя связь с замполитом есть?

— Откуда? Он ведь сейчас в Симферополе и, скорее всего, вернётся завтра, — раздался понурый голос Каренина.

— Ну, тогда не знаю, как он будет выкручиваться. Да ещё завтра весь батальон в ружьё, Костюм будь он неладен. Ему на дембель, а он в бега подался. Опять же, на замполита повесят, ты же понимаешь. Нам ещё смежников роту дают. Здесь только две заставы на дорогах из срочников комбат сказал оставить и прочесать дорогу от автобата и до залива. Хорошо, если этот придурок с тёлками на пляже завис, и мы его быстро отыщем. А если нет? Тогда у Истомина дело совсем дрянь. У него боец пропал, а он в Симферополь укатил по своим делам. Вернётся как раз к разбитому корыту. На него уже сейчас целый том писанины. Уходи, Женя, с дороги, а то рядом окажешься. Не знаю, на принцип пошли или что ещё, но Андрей сказал, очень хреновая история всплывает. Из министерства МВД какой-то высокий чин завтра будет. Уровень представляешь?

— И что ты предлагаешь? — озабоченно переспросил Каренин.

— Женя, шансов у тебя нет. Затянешь сам себя в болото. Единственный выход: сдай девчонку ментам и открестись от всего. И что ты на меня как на урода смотришь? Нет у тебя выбора.

Глава 9

Я шагнула вперёд, так как старлей заговорил ещё тише, и замерла, когда под ногой что-то хрустнуло. Разговор мгновенно прекратился, а я тут же попятилась назад и, выбравшись из палатки на полусогнутых, побежала в сторону зелёной будки, надеясь спрятаться в ней до того, как офицеры выскочат наружу.

Вышел только Каренин, глянул по сторонам и нырнул обратно. Разглядела его через щель в досках.

И что мы имеем? Тупик. Говоря по-научному — полная жопа. Вот только совершенно непонятно, из-за чего. Родственники сгорели, самое время потихоньку всё прикрыть. А генералу я мешаю каким боком? Из-за того, что на сыночку пошло представление, а тут Бурундуковая внезапно воскресла? Да бред полный! Ну не отморозки же конченные? А тогда что?

«Думай, голова, думай».

Разглядела, как старлей вышел на улицу и пошёл в сторону кухни. Тогда и сама выбралась из своего убежища, но ужинать не пошла, а сразу нырнула в нашу палатку и улеглась на койку в ожидании, когда капитан меня вызовет для серьёзного разговора.

Услышала призыв к вечернему построению, но с места не сдвинулась, каждую секунду ожидая Каренина. Достала пачку печенья и, разорвав упаковку, стала впихивать в рот сразу по две штуки.

Информации явно не хватало, а Женя, бурундук, не торопился поставить меня в известность и передать весь разговор.

К тому времени, когда в палатку стали набиваться девчонки, у меня голова от разных предположений была уже трапециевидной. А потом они ещё, как сороки, стали галдеть.

Подумалось, что ночка мне выдастся тяжкой, как перед казнью. Взяла коробку с молотым кофе, пару пачек печенья и отправилась искать Митрофанова.

Солдатика в темноте найти — что пресловутую иголку, но из одной палатки через окошко пробивался свет, и я заглянула на огонёк.

Повариху узнала, женщина лет пятидесяти. Сидела за столом и при свете настольной лампы читала книгу. Мне, привыкшей к разного рода абажурам, назвать эту конструкцию настольной лампой — в голову бы не пришло, но Софья Александровна, так звали повариху, любезно сообщила об этом.

В толстый железный каркас синего цвета была вмонтирована лампочка Ильича, на которую с помощью огромных пружин было насажено нечто, напомнившее немецкую солдатскую каску времён Второй мировой войны, только зелёного цвета. Эта конструкция весила минимум три килограмма.

Заметив мой странный взгляд, Софья Александровна просветила, заявив, что притаранила настольную лампу из дома. Я ведь изначально подумала, что солдатики собрали её из того, что было, а оказалось — заводская поделка.

Выяснив, что Митрофанов где-то спит, я могла и сама догадаться, поинтересовалась насчёт горелки.

Софья Александровна, разглядев в моих руках гаджеты, нахмурилась:

— А что это ты задумала кофею по ночам пить? Не уснёшь ведь.

— И так не усну, — кивнула я, — Думу думаю.

— Думу думаешь? — она рассмеялась. — Ну ладно, сейчас принесу.

От любезного приглашения присоединиться к кофепитию повариха отказалась, и я, выбравшись на улицу, уселась на скамейке, разглядывая звёзды. Лагерь утонул в ночи, и лишь три небольших фонаря освещали его периметр.

Я уже сбилась, которую кружку кофе поглощала, когда увидела Женю. Он быстро двигался к своему УАЗику, не оглядываясь, и потому меня не заметил, вероятно, будучи в твёрдой уверенности, что я спокойно сплю в своей палатке. Вид у него был растрёпанный: китель на распашку, фуражка в руке.

Рассвет только-только забрезжил, и я видела Каренина отчётливо и его, как мне казалось, хаотичные движения руками.

Он кинул фуражку на заднее сиденье, уселся за руль, и едва двигатель взревел, автомобиль рванул с места, выкатываясь на грунтовку и поднимая вокруг себя облако пыли.

Я остановилась на углу палатки и продолжила смотреть ему вслед. Я продолжала смотреть и тогда, когда автомобиль исчез за холмом. Уже и рёв мотора затих, и пыль полностью осела на землю, а я не могла оторвать свой взгляд от дороги. Мне всё ещё верилось, что он отъехал ненадолго и вот сейчас я услышу далёкий гул. Но минуты проходили одна за другой, уже и солнце показало первый луч, а он так и не вернулся.

Кофе остыл, и я его выплеснула, впервые заговорив сама с собой вслух.

«А что ты хотела, Оля? Он без армии дышать не может, а ты встала на его пути. Мало самой влюбиться,