— Как и Шарля, меня взволновал почерк, — ответил мушкетёр.

— И что с ним не так?

— Я боялся, что письмо писала моя… кузина-белошвейка, чья фамилия начинается на Ш. К счастью, это не её рука, — сказал д'Арамитц.

— У нас есть и третье, — я уже открывал его. В этот раз, запаха духов не было. Да и почерк был другой. Не похожий, ни на Ш., ни на М. Я зачитал вслух:

— «Г., нужно действовать решительно. Сегодня с Ним видели не только Малыша, но и правую руку Покойника. К Руке не подступиться тихим образом, пока Он льёт слёзы по Покойнику. Нужно, чтобы ты встретился с человеком, который провалил дело Валленштайна. Тут его методы нас устроят. Как только Рука будет отсечена, избавься от ножа.»

— Даже инициалов нет, — усмехнулся д'Атос.

— Почерк узнаёт кто-нибудь? — спросил я, передавая письмо по кругу. Мушкетёры качали головой, один за другим, пока наконец письмо не вернулось ко мне.

— Де Порто, а де Бофор при вас писал что-нибудь? — спросил д'Атос. Здоровяк только покачал головой:

— Я не удивлюсь, если он, как когда-то Шарль, и вовсе писать не умеет.

— А Конде? — спросил я у д'Арамитца.

— Да, я читал его письма. Почерк не его.

— Письма могли писать слуги?

— Это должны быть очень доверенные слуги. На месте заговорщиков, я бы не стал так рисковать, — протянул д'Атос.

— С другой стороны, в заговор уже втянуто, кажется, половина Парижа. Я бы отбрасывал такой вариант, — ответил де Тревиль.

— Итак, на Рошфора готовится покушение. Даже убитый вами не успел ничего сделать… — сказал де Порто.

— То попытается человек, написавший письмо, — закончил я.

Какое-то время мы совещались. Не сразу, но мы сообразили план, который вновь требовал нашего разделения. У каждого была своя роль, и многое могло пойти на перекосяк, но в плане мы были уверены.

Тогда я кратко рассказал об указании Рошфора, насчёт ограбления поместья де Бофора. Эта идея понравилась всем, и мы решили провернуть всё этой ночью. Единственной проблемой оставалась моя встреча с Миледи. Посвящать мушкетёров во все обстоятельства нашего с ней знакомства я не стал. Времени на это просто не было.

Решили, что штурмовать особняк де Бафора будем сразу после моего рандеву. Условившись о месте и времени встречи, мы выпили по бокалу вина и начали расходиться.

К полуночи, я уже стоял у церкви Сорбоны. На небольшом кладбище у церкви было тихо, лишь тоскливо завывал октябрьский ветер. Даже снег под ногами почти не хрустел. Было темно, и я прошёлся взад-вперёд, не зная, откуда ждать появления Миледи.

Внезапно, метрах в десяти от меня, кто-то зажёг масляный фонарь. Я повернулся на свет. Фигура в чёрном, кутаясь в плащ с капюшоном, ждала меня рядом с одной из могил. Фонарь как раз стоял на надгробии. Я сделал к ней несколько шагов. Тогда фигура рассмеялась.

— Как же легко оказалось вас провести, д'Артаньян, — раздался грубой мужской смех.

Фигура скинула плащ и тот упал на снег. Передо мной стоял рослый и крепкий мужчина, лет сорока. На его лице красовался уродливый шрам, от щеки до нижней губы. На груди была настоящая кираса, чёрт возьми! Мужчина держал в одной руке длинную, кавалерийскую шпагу. Куда длиннее моей. Куда хуже было то, что в левой руке незнакомец держал пистолет. И, поскольку, дуло его не было опущено к земле, я понял: пистолет уже заряжен и в любой момент готов выстрелить.

Прятаться было негде. Если повезёт, я мог бы нырнуть за одно из надгробий, когда грянет выстрел. Новый порыв ветра чуть не сорвал шляпу с моей головы. Мужчина опустил руку, и я грянул выстрел. Я бросился за высокую статую ангела, за мгновение до того, как это произошло. Мужчина выругался, но я уже выхватил из ножен шпагу и побежал на него.

Отбросив пистолет, незнакомец со шрамом скрестил со мной клинки. Сталь скрипела всего мгновение, а затем в левой руке противника мелькнул кинжал. Я едва успел перехватить его руку за запястье.

— Нехорошо, — усмехнулся я и ударил незнакомца лбом с переносицу. Противник зарычал, кровь брызнула из сломанного носа, и он попытался отступить.

Но я держал его крепко, а драться на шпагах на таком расстоянии было не слишком удобно. Опусти один из нас клинок, хотя бы на мгновение, и второй точно успеет вонзить его противнику в грудь. Мы стояли так секунды две: всё ещё скрестив шпаги на уровне груди.

А потом мужчина ударил меня ногой. Я этого ждал, прикрыл пах коленом и снова стукнул незнакомца головой. От второго такого удара он всё же потерялся. Я выхватил из его ослабевший кинжал и вонзил противнику в бедро. Незнакомец наконец-то взвыл.

— Если не остановить кровь, ты умрешь. Мне нужно имя того, кто тебя нанял, — холодно произнёс я, и шпага врага упёрлась ему же в грудь.

— Хорошо, хорошо! Будь ты проклят… — незнакомец выпустил оружие из рук. Шпага беззвучно упала в снег. Лезвие моей коснулось шеи неприятеля.

— Имя! — повторил я. Кровь из бедра незнакомца лилась на белый снег.

Мужчина сглотнул и тихо прошептал уже знакомое мне имя.

Глава 7

— Что ты сказал? — я до последнего надеялся на то, что ошибся. Незнакомец со шрамом опасливо покосился на приставленную к его горлу шпагу.

— Анна, — повторил он. — Меня просила Анна, чтобы я подговорил тех дурачков Бюте. А потом связался с бандитами, когда Бюте провалились.

— Анна де Бейл, — я всё ещё надеялся на то, что Миледи тут не при чём.

— Что? — вдруг лицо незнакомца вытянулось. Потом он тряхнул головой и сказал:

— Анна Австрийская, идиот! Вашей смерти хочет сама королева.

— Я её в жизни не видел! — чуть было не закричал я.

С чёрного неба снова посыпались пока ещё редкие снежинки. Даже ветер стих. Мой пленник уже начинал бледнеть. Он обречённо вздохнул:

— Моё бедро, месье.

— Вы правы, — я оттолкнул подальше его оружие, убрал своё в ножны. Усадил бывшего противника на землю. Достал из сумки на поясе несколько заранее заготовленных бинтов.

— Пока я вас перевязываю, вы можете продолжать, — сказал я, разрезая ткань. Только плотно затянув бинт над раной, я позволил себе вытащить кинжал. Незнакомец зашипел.

— Вы повесили дворянина. Испанца. Он был… братом или кузеном кого-то из друзей детства Королевы.

— Когда она ещё жила в Испании?

— Да, но… её поразила ваша жестокость. Казнь безо всякого уважения к его титулам…

Я забинтовал бедро мужчины так, как смог. Должен был выжить, особенно, если