Но я, не обращая внимания на робкие попытки протеста, пинками загнал несостоявшегося гонщика в ванную, заставил принять холодный душ, а потом обработал ему перекисью порезанные руки.

— Значит, так! — жестко сказал я, когда уже вымытый и пришедший в себя «Бондарь» сидел на кухне, смирно пил крепкий чай с бутером и сожалением рассматривал забинтованные пальцы. — Сидишь дома и никуда не рыпаешься! Ключи от машины получишь позже.

И я выдохнул, чрезвычайно довольный, что успел вовремя.

Виноватый Илюха позже заявился ко мне домой — с благодарностью в виде бутылки коньяка и палки хорошего сервелата. Глядя вместе с приятелем матч «ЦСКА-Торпедо М» по телеку, я смотрел на игру молодого Семака и радовался тому, что поверил своей «чуйке»…

Вот и неделю назад, как оказалось, я не зря ей доверился.

Глава 8

— Разойдись! — громогласно скомандовал прапор Синичка и натужно откашлялся. — Заправить постели, почиститься! До построения — двадцать пять минут!

В Суворовском училище только что закончилась ежедневная утренняя зарядка.

— Когда ж он уже наорется-то, прапор наш? — недовольно пробурчал Димка «Зубило», потирая ухо. — У него точно когда-то контузия была. Вот ведь луженая глотка! Я все время гадаю: на какое ухо я быстрее оглохну к выпуску, правое или левое? Может, у Синички нашего где-то внутри мегафон встроен?

Переговариваясь и потирая озябшие от мороза руки, мы вернулись в расположение. Морозец уже с утра был знатный! Ощущение, что некто этой зимой решил проверить москвичей на прочность.

Тимошка Белкин первым из нас наскоро заправил койку и, нагнувшись, взял со своей полки в тумбочке мыльницу, зубной порошок и футляр с щеткой.

— Еще один денек — и вольница, мужики! — довольно сказал близнец, собираясь в умывальник. — Ни тебе подъемов, ни зарядки, ни строевой, ни огневой!

Уже после обеда нас должны были отпустить домой. Начинались зимние каникулы. Время пронеслось быстрее, чем суворовец, спешащий в увал. Я и не заметил, как пролетели целых две четверти. Четыре месяца моей второй юности… Четыре месяца моей жизни в семидесятых… Учеба, наряды, строевая подготовка, Суворовский бал, смотр училища…

И это только здесь! А за забором у меня тоже кипела жизнь!

Жизнь, в которой я был безмерно, абсолютно и совершенно счастлив, зарываясь носом в чуть вьющиеся локоны своей девушки-фигуристки…

Особенно радовались предстоящим каникулам шебутные братья Белкины или, как мы их уже привыкли звать — «ТТ-шки». Тимошка так и вовсе уже с утреца был весь в предвкушении предстоящего отдыха.

— Вот это жизнь, пацаны! — мечтательно закатил глаза Тимошка. — Хочешь — ешь, хочешь — спишь, хочешь — телек смотришь, хочешь — книжку читаешь… Мамка борщ наготовит… Бабуля пирогов напечет! А еще гулять можно когда хочешь и сколько хочешь! Заждались меня на антресолях мои коньки с клюшкой! Ах да, нам же батя из командировки новые коньки обещал притаранить! Красота!

— Да хорош уже, Тим! — хмуро заметил Димка Зубов, заправляя свою койку. — И так от голода живот к спине прилип, а ты про борщи тут расписываешь… Я сейчас, того и гляди, слюной захлебнусь!

— Не бурчи, «Зубило»! — весело сказал неунывающий Тимошка Белкин.

Повесил на шею полотенце и добавил:

— Успеешь еще захлебнуться! Денек-то какой хороший! Мороз и солнце! Радоваться надо! А ты будто трое суток на «тумбочке» простоял…

Я понимал, почему Димка Зубов, в отличие от Белкина, не прыгает до потолка. И дело вовсе не в луженой глотке прапора Синички.

Просто романтичный и мечтательный суворовец Зубов, чрезмерно увлекшийся свиданиями с миловидной девочкой Сашей, так одурел от всплеска юношеских гормонов, что подзабыл о том, зачем он здесь, в училище, и таки нахватал «трояков» в четверти. То и дело на «сампо» рисовал на тетрадных листках сердечки, пронзенные стрелой, с буквой «С» внутри.

В итоге влюбленный романтик так дорисовался, что схватил бы в четверти не только «тройбаны», но и «парашу» по русскому, если б я почти насильно не заставил его позаниматься русским с Михой.

— Не вопрос, помогу! — охотно отозвался великодушный детдомовец, когда я чуть ли не за шкирку приволок к нему Димку. — Ладно, че там у тебя с диктантом, «Зубило»?

Я не просто так, от нечего делать, запряг Миху в добровольные репетиторы. «Пи-пополам» у нас во взводе слыл грамотеем, имел по русскому твердую пятерку, никогда не путал «тся» и «ться» и уж тем более — не писал: «вообщем» и «вкрации». А за блестящее сочинение про Ваню Солнцева из бессмертной книги Катаева он и вовсе ходил у строгой Красовской в любимчиках. А это дорогого стоило!

Нашу любимую Ирину Петровну, кстати, уже выписали из больнички. Выздоровление дамы сердца очень обрадовало нашего безумного влюбленного. Колян Антонов перестал ходить как в воду опущенный и, в отличие от Димки, весьма прилично окончил вторую четверть…

Я, вице-сержант Рогозин, тоже в салат лицом не ударил — ни одного «трояка» в четверти! И шесть пятерок! Вот мама с бабушкой-то обрадуются!

А вот Димку, кажись, сегодня вечером ожидал дома пренеприятнейший разговор с родоками и любвеобильной бабушкой Ольгой Афанасьевной, которую я не мытьем, так катаньем все-таки отвадил когда-то от КПП.

Воодушевленные предстоящие каникулами пацаны все никак не могли успокоиться.

— Хоп! — второй близнец — Тимур — не замедлил отвесить зазевавшемуся братцу пендаля.

— Э! — возмутился Тимошка, с мыльницей в руках и полотенцем на шее. — Ты че, Тимур, опупел? Совсем страх потерял! Сюда иди! Под асфальт закатаю! Урою, блин!

Но близнец уже исчез в коридоре.

— Не получится! У нас пол дощатый! — донеслось издалека насмешливое замечание.

— Сюда иди, говорю, баклан! — метнулся за ним жаждущий мести Тимошка. — Дощатый… А… ладно, пофиг! Все равно я тебя дома достану…

— Это ты сюда иди! — строго окликнул я близнеца, бесцеремонно прервав намечающиеся разборки в семействе Белкиных. — Эй, Тим! Стоп машина! Давай, к лесу задом, ко мне передом! Потом Тимуру пендаля отвесишь.

— Че? — недовольно повернулся ко мне Тимошка.

— Топор через плечо! — я указал на плохо заправленную койку суворовца. — Че филонишь-то, суворовец? У тебя простынь почти на пол слезла! Давай перестилай, говорю!

— Да ек-макарек! — возмутился парень.

— Вот тебе и «ек»! — попенял ему я, как непослушному младшему брату. — Заправляй, говорю! Хорош филонить! А то Синичка с проверкой припрется и всем