— Эрнесто, почему яды? — спросил глава КГО.

— Почему бы и нет? Растворяются в течении десяти часов, вызывают как правило остановку сердца. Я эти рецепты у одного шамана в джунглях Амазонки взял. Аня после принятия двойной дозы антидота жива и здорова, температурила немного, но обошлось, — ответил подполковник Эрнесто Кастро.

— Пиши представление на участников, я подпишу. Пусть сверлят дырочки под ордена, нужное дело выполнили, от многих хлопот избавили, — высказался Судоплатов.

Подполковник кивнул, и с разрешения генерал-полковника покинул кабинет. После его ухода Судоплатов подумал, что надо приложить экземпляры газет с некрологами и можно отправляться к Вождю на доклад.

Март 1947-ой год. Москва. Иосиф Сталин.

Моё поручение по устранению определённых лиц, которые замешаны в довоенных репрессиях, Судоплатов выполнил быстро. Буквально за месяц подготовили операцию, название которой я дал «Стирка». Не знаю почему так назвал, просто в голову пришло. На доклад Судоплатов прибыл с отчётами по операции и с газетами, в которых напечатаны некрологи. Газеты я себе оставил, а остальные документы по операции приказал уничтожить. Такие бумаги не должны попадать в архив. Подписал представление на ордена участникам операции. А вот газетки решил показать Берия, ну и посмотреть, как он будет потеть и волноваться. Пожурю его немного, чтобы не забывался, а то устроил продвижение своих людей. Надо указать ему на его место, чтобы не зарывался. Проза жизни — у верной собаки должен быть свой коврик, а на постель хозяина залезать запрещено. Вызвал Лаврентия Берия через неделю после того, как Судоплатов представил доклад. Посадил Берия за стол и пододвинул к нему газеты с некрологами. Некогда грозный нарком прочитал и побледнел. Я видел, он понимает, что к чему. Я довольно в усы усмехнулся.

— Лаврентий, есть хорошая русская поговорка. Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. Сделай выводы, ты умный, а главное мне нужный человек. Занимайся технологиями и производством, а старые страницы мы перевернули.

Берия молчал не больше половины минуты, потом посмотрел мне в глаза.

— Коба, я тебя не подведу, — коротко высказался Лаврентий Павлович.

По его взгляду я видел и понимал, Берия не лжёт, он действительно будет мне верен, пока я буду находиться наверху «пищевой цепочки»[54]. На этой ноте я отпустил Берия, пусть трудится, у него это хорошо получается.

К лету 1947-го года планировалось начать денежную реформу, необходимый объём новых банкнот был готов, министр Зверев и председатель правления Госбанка Голев ждали только моей отмашки. Я назначил дату на июнь-июль. Сейчас силами МВД и МГБ проводилась конфискация криминальных средств, в том числе заканчивали следственные действия по уголовным делам. В один из мартовских дней ко мне на приём попросился Василий Сталин. После его домашнего ареста за пьянку он обижался на отца, а я-то как раз и нахожусь в теле того самого отца. Сам я не искал с Василием Сталиным встреч, ну служит и пусть дальше службу тянет. В прошлой жизни, когда был Павлом Обуховым, я читал про сына Сталина, что Василий был пьяница и самодур. Не знаю, насколько это правда. Думаю, в какой-то степени очернили парня. Хотя не сомневаюсь в том, что многие высшие офицеры и руководители целенаправленно спаивали Василия, чтобы получить какие-либо бонусы в продвижении карьеры и прочие преференции. Но имелось одно уголовное дело, которое получило название «Авиационное дело». Инициировал его именно Василий Сталин ещё в 1945-ом году, до моего появления здесь. Что интересно информация об этом уголовном деле по статье 58-1 «б» УК РСФСР[55] прошла мимо меня, а ведь статья даёт обвинение в измене Родине, что в этом времени карается очень сурово, вплоть до смертной казни. Арестованы маршал авиации Худяков, нарком авиационной промышленности Шахурин, командующий ВВС[56] Новиков, его заместитель Репин, член Военного Совета ВВС Шиманов, начальник ГУ[57] заказов ВВС Селезнёв и заведующие Отделами Управления Кадров ЦК партии Будников и Григорян. Уголовное дело наверняка бы завершили быстро, приговорив авиаторов к расстрелу. Но помешало моё попадание в тело Сталина. Я инициировал разбирательства по всем репрессированным. Эти самые авиаторы по-прежнему находились в тюремных застенках, а из некоторых уже выбили показания. Чего хотел добиться Василий Сталин, я толком не понял. Возможно, пытался как-то перед отцом в положительном ракурсе предстать. Я принял Василия Сталина, между нами состоялся непростой разговор. Я ему поставил на вид его поведение и пьянки. Честно скажу, я не считал Василия пропавшим человеком. В разговоре я не знал, как обращался Сталин к сыну, потому использовал просто имя.

— Чего ты, хочешь, Василий? — задал я действительно интересующий меня вопрос.

Василий Сталин немного стушевался от такого прямого вопроса.

— Вообще-то я пришёл узнать почему тормозят уголовное дело авиаторов.

— Потому что идёт разбирательство в действительной вине этих людей. Но ты не ответил на мой вопрос. Не лезь в это дело, для этого существуют компетентные органы, они и разберутся.

— Ты здорово изменился, отец, — неожиданно произнёс Василий.

— Неудивительно, люди постоянно меняются в той или иной степени. Я хочу исправить ошибки, которые уже допустил. Может и тебе стоит задуматься над твоей жизнью?

Василий молчал не меньше двух минут, наконец посмотрел мне в глаза.

— Дай мне настоящее дело, — решительно произнёс младший Сталин.

— Настоящее дело говоришь? Хорошо. Начнёшь с трудностей и не в столице. Поедешь в Туркестанский военный округ, заместителем командующего 6-ой воздушной армии, там как раз идёт переформирование. Вот и посмотрим для чего ты носишь погоны генерал-майора.

Вот и поговорили. Василий покинул кабинет, а я сделал пометку для себя, надо разобраться в «Авиационном деле». В этом деле имелось авторитетное мнения авиаконструктора Яковлева, который выражал тревогу по поводу отставания СССР от развития дальней и реактивной авиации. Короче налицо межведомственные трения. Надо прекращать такую позорную практику. Вызвал к себе Круглова.

— Сергей Никифорович, разберитесь в «Авиационном деле» самым тщательным образом. Если из обвиняемых выбивали показания, требуется наказать таких ретивых сотрудников следствия. Даю вам срок десять дней, — дал распоряжение министру МВД.

Круглов моё распоряжение принял всерьёз, через десять дней мне доложили, что обвиняемые отпущены под домашний арест. Грозную 58-ую статью переквалифицировали на более мягкие. Видимо нарушения в работе имели место быть, халатность и невнимательность. Считаю, что будет хорошим уроком для всех, кто проходил по этому делу. Халатность тоже до добра не доводит.

В построении