— Живот всё время болит, колики, тошнота, всё верно? — продолжал допытываться я. Король кивнул.

— Вы забываетесь, — начал было Рошфор, но Его Величество жестом заставил его замолчать. Мазарини наблюдал за нами с лёгкой улыбкой.

— Мой… родственник дожил до семидесяти, с похожим заболеванием, — наконец сказал я.

— Понял. Вы хотите мне продать чудесное средство, на основе козьего дерьма и варёного лука, — усмехнулся Людовик.

— Нет. Эту болезнь не вылечить, но её можно ослабить. Прошу вас, Ваше Величество, поезжайте со смотром в Гасконь. Скажите всем, что не доверяете мне и этому тренировочному лагерю и поезжайте. Подальше от клизм и проклятых кровопусканий?

— Хотите удалить короля из столицы? — тихо спросил Мазарини.

— Не обязательно сейчас, а когда всё успокоится. Там горный воздух, а самое главное, я напишу для вас диету. В ней всё дело!

— Ну точно, козье дерьмо, и варёный лук, — горько усмехнулся король. Я покачал головой.

— Никакого алкоголя, больше обволакивающего… в смысле, молока, творога. Меньше жаренного и специй. Прошу вас, Ваше Величество. У вас нет повода мне верить, но то, чем вас сейчас лечат. Становится же только хуже.

— Шевалье прав, — задумчиво произнёс Мазарини. — От Бувара одни проблемы, я уже говорил вам.

Людовик молчал. Как и любой умирающий, он был готов уцепиться за соломинку. Но как и любой достойный король, он думал прежде всего о совершенно иных вещах. Он повернулся к Мазарини, секунду поразмыслил — видимо над тем, стоит ли говорить это в моём присутствии. И, наконец, решился:

— Если я покину столицу, заговорщики тотчас же попытаются сместить вас, мой друг.

— Пусть сделают ход, — улыбка кардинала стала ещё шире.

— Рошфор, — повернулся король к человеку в чёрном. — Шевалье в вашем распоряжении. Проверьте его, как-нибудь. И если он покажет себя человеком достойным нашей милости, так и быть, мы проведём смотр его маленькой армии.

Я в третий раз поклонился. Мазарини бросил на меня одобрительный взгляд и вместе с королём покинул церковь. Мы остались с Рошфором одни.

— Второй раз видимся, и вы снова без шляпы, — с усмешкой сказал человек в чёрном, когда Его Величество и Его Преосвященства скрылись из виду.

— В этот раз повод куда более печальный, — ответил я. Рошфор кивнул, по его уже не молодому лицу пробежала тень.

— Мазарини не любят также, как и Ришелье, — сказал он.

— Видимо это передаётся вместо с красной сутаной. Я знаю имена двоих, кто, на мой взгляд, замешен в новом заговоре.

— Весь Париж знает самых громких врагов кардинала. Шеврёз, Монбазон, Гиз, де Бофор. Но знать поднимется, если бросать её цвет в темницу за одно лишь недовольство. Мазарини прав, пока они не сыграют свою первую карту, мы можем только ждать, — Рошфор смотрел куда-то сквозь меня. Может быть, видел где-то позади призрак Ришелье.

— Вам нужны доказательства. Письма, бумаги, что угодно, — понял я. Рошфор усмехнулся.

— Вашу сотню пока трогать не будем. Найдите парочку верных вам головорезов, снимите форму. Я хочу, чтобы поместье де Бофор кто-то ограбил.

— Месье, в вашем списке нет одного имени, — вдруг сообразил я.

— Какого?

— Конде. Генрих де Бурбон-Конде, я уверен, пусть у меня и нет доказательств, что он тоже причастен к этому.

Рошфор удивленно поднял бровь и мне пришлось очень сжато пересказать ему всё, что случилось с королевскими мушкетёрами. Человек в чёрном кивал и слушал. Наконец он сказал:

— Что ж, благодарю. Но дела это не меняет. Поместье де Бофор, шевалье, вот ваша цель. А теперь, нам обоим пора уходить. Скоро приготовления внизу закончатся, и эта церковь наполнится лишними свидетелями.

Глава 6

Снега навалило уже по щиколотку и я, кутаясь в дорожный плащ, поспешил на рынок Пле-о-клер. Добрался я без приключений. На месте предстоящей дуэли уже собиралась толпа зевак.

Среди них я легко отыскал Конде, стоящим рядом со хмурым д'Арамитцем. А у самых торговых рядов, метрах в трёх друг от друга, уже молча пронзали друг друга взглядами дуэлянты. Де Порто и д'Атос были готовы к драке. У каждого с собой шпага и кинжал, к тому же, оба надели свои голубые плащи.

— Месье, — ко мне подошла старая нищенка, пока я пробирался через толпу зевак. Я не обратил на неё внимания, и тогда она, уже более настойчиво, повторила:

— Месье, вам велели передать, — повторила она и протянула мне записку. Читать её прямо сейчас у меня времени не было. «Дуэль» начиналась. Я вглядывался в толпу. Мушкетёры обнажили оружие.

— Ты готов, де Порто? — усмехнулся д'Атос. Толстяк рассмеялся.

— Подождём ещё минуту, — ответил он.

Арман сделал шаг ему навстречу, Исаак коснулся пол шляпы лезвием шпаги. Толпа затихла. Внезапно, раздался топот конских копыт. Через несколько мгновений, на рыночную площадь въехал сам де Тревиль. Зеваки начали расступаться, кто-то перешёптывался, кто-то непонимающе качал головой. Я же всматривался в лица собравшихся на рынке людей, пытаясь разглядеть тех, кто ведёт себя странно. Держится подальше от остальных, нервничает, ждёт чего-то.

Конечно, таких было много, но я был точно уверен. Нужные нам люди заговорщиков себя обязательно выдадут. Конде уже был здесь, что не отводило от него подозрений. Это значило лишь то, что сам он наблюдателя не подсылал.

— Месье, какого чёрта вы тут делаете? — со смехом, поинтересовался де Тревиль. Записку от меня, ему ещё утром передала кухарка Мари.

— Я здесь, месье, чтобы принести извинения моему дорогому другу д'Атосу. И вам, заодно, — ответил здоровяк, убирая шпагу. Арман последовал его примеру.

Здоровяк подошёл к де Тревилю и снял перед ним шляпу.

— Простите, что не уследил за пьяным языком, месье, — сказал он.

— Достаточно, друг мой, — рассмеялся де Тревиль, слезая с лошади. К ним быстрым шагом подошёл и Арман. Мушкетёры обнялись, так, чтобы ни у кого на рынке уже не осталось сомнений. Дуэли не будет.

— Сейчас не те времена, чтобы ссориться, — немного невпопад сказал де Тревиль. К своему ужасу я обнаружил, что герцог буквально по памяти зачитывает то, что я написал в записке. Получалось слишком уж театрально.

Д'Арамитц едва мог сдержать улыбку, пока Конде стоял хмурый как туча. Анри даже позволил себе повернуть лицо в мою сторону и подмигнуть. Я подмигнул в ответ, и гугенот сразу же нацепил на себя маску холодного безразличий.

Толпа неодобрительно загудела, но всё ещё ждала продолжения. Лишь один человек, невысокий юноша лет двадцати, сразу же поспешил